Алексей Лайков,
кандидат экономических наук
Развитие системного кризиса мировой экономики, а, точнее, кризиса её англо-саксонской модели, которая навязывалась мировому хозяйству, включая Россию, под брендом «глобализации», самым серьёзным образом влияет на изменение принципов управления бизнесом, в том числе и управления рисками. Для правильной оценки применимости риск-ориентированного подхода в регулировании необходимо иметь точное представление о причинах возникновения и о генезисе риск-менеджмента, его месте и роли в зарубежной экономике, и применимости к российской реальности.
Управление рисками возникло как управление страховыми отношениями в процессе защиты от непредсказуемых событий, ведущих к ущербу и находящихся вне пределов разумного контроля предпринимателей. Ни о какой защите от непредвиденных событий спекулятивного характера, например, от рисков операций на фондовом рынке, речи вначале не шло. Повышенное внимание к рискам и риск-менеджменту возникло в первой половине 1980-х годов. Тогда набрал обороты процесс активной финансово-кредитной накачки западной экономики, с помощью которой до сих пор искусственно увеличивается и поддерживается совокупный платёжеспособный спрос.
Прежде всего, речь идёт об экономиках англо-саксонских стран, главным образом, США и Великобритании, из которых данная модель поддержки роста экономики распространилась на континентальную Европу и Японию. Параллельно развивался процесс замусоривания и искажения понятийного и терминологического аппарата, которым оперировали по рисковой проблематике, что в итоге привело к искажению базовой понятийной категории «риск-менеджмент», как присущей сугубо страховым отношениям.
Открывшийся с развитием «рейганомики» лёгкий доступ к фактически неограниченным бюджетным и заёмным средствам сделал актуальной тему фальсификаций отчётности заёмщиков и эмитентов ценных бумаг. Возможные негативные последствия таких фальсификаций стали вызывать тревогу и страховой термин «риск-менеджмент» был, в частности, позаимствован бухгалтерами и финансовыми контролёрами для своих целей. Термин стали использовать как определение механизма организации внутреннего бухгалтерско-аудиторского контроля бизнеса. Со временем такая практика стала постепенно раскручиваться и «онаучиваться» стараниями заинтересованных лиц, которые почувствовали немалый коммерческий потенциал риск-менеджмента в его упрощённом и извращённом понимании.
Дело в том, что в результате кредитной накачки западной экономики финансовыми ресурсами существенно изменилась модель рыночного поведения бизнеса: он начал ориентироваться не столько на интересы конечных потребителей продукции и услуг, сколько на интересы провайдеров капитала. Ориентация на конечный результат сменилась ориентацией на сам процесс бизнеса, постоянно возобновляемый за счёт инъекций легко доступных заёмных средств. Главным источником финансовых ресурсов для предпринимательских структур стала не выручка от основной деятельности, а поступления от продажи их ценных бумаг на фондовом рынке и кредитные ресурсы.
Инвесторы — кредиторы, имея лёгкий доступ к заёмным средствам, обеспечивали предпринимательскую деятельность финансовыми ресурсами зачастую вне непосредственной связи с её физическими результатами и удовлетворением потребностей конечных потребителей. Меры, обеспечивающие экономическую эффективность основной деятельности предпринимательских структур, стали отходить на второй план, а приоритетное значение приобрели усилия по обеспечению привлекательности бизнеса в глазах сторонних инвесторов, включая десятки миллионов рядовых граждан.
Для этих инвесторов, зачастую неквалифицированных участников финансового рынка, потребовалось предложить специальные меры или видимость мер, которые бы формально декларировали защиту и подтверждали рост эффективности их вложений. Отсюда получила дополнительное звучание и развитие тема рисков и защиты от них. Она стала обязательным элементом системы формирования инвестиционной привлекательности бизнеса для сторонних лиц, действующих, в основном, в соответствии с мотивациями и квалификацией известного персонажа детской литературы, руководимого «бизнес-консультантами» Лисой Алисой и Котом Базилио.
К защите от рисков бизнес-процессов добавилась необходимость подтверждения привлекательности предпринимательской деятельности для сторонних инвесторов, которые, как правило, не только ничего не понимают в сущности и особенностях инвестируемого бизнеса, но и не стремятся к этому. Эти инвесторы, словно потребители товаров массового спроса, хотят, чтобы «упаковка», то есть внешнее впечатление от покупаемого «товара» (в данном случае – от покупаемого кусочка бизнеса), была привлекательной. В связи с этим теория и практика управления рисками стали приобретать черты рекламной активности, включая элементы манипулирования поведением, как потенциальных инвесторов, так и самих объектов инвестирования. За дело взялись дельцы и пиарщики от бизнес-консультирования и бизнес-образования.
После их «обработки» замусоренный и извращённый риск-менеджмент был стандартизирован и стал с самым серьёзным образом применяться в бизнесе и в госрегулирования. Сегодня некоторые так называемые риск-менеджеры нередко напоминают не столько вдумчивых специалистов, действительно стремящихся помочь в защите от рисков тем, кто в такой защите нуждается, сколько базарных торговцев подпорченным товаром.
Со временем сторонние лица, предоставляющие финансовые ресурсы для функционирования бизнеса или домашних хозяйств (покупка ценных бумаг, предоставление кредитных средств), получили название стейкхолдеров. Впоследствии, стараниями пиарщиков, называющих себя экспертами и бизнес-консультантами, под стейкхолдерами стали пониматься буквально все лица, имеющие отношение к тому или иному предприятию. С ростом объёмов и усложнением форм финансовой накачки экономики, с ростом неопределённости, вызванной нарастанием внутренних противоречий «развитых» экономик и «печатного станка», закономерно усиливалось внимание со стороны стейхолдеров к вопросам повышения защищённости их инвестиций, финансовых вложений и обеспечения их возврата, а пиар риск-менеджмента стал средством формальных ответов на эти запросы. Дело в том, что на практике, оторванный от реального страхования, риск-менеджмент защищает бизнес очень плохо. Можно сказать, совсем не защищает. Управление рисками фирмы из её сугубо внутреннего дела превратилось ещё и в предмет интереса и влияния структур, органов госуправления и даже отдельных граждан.
Таким образом, «драйвером» повышенного публичного интереса к вопросам защиты от рисков стали не столько внутренние потребности самого бизнеса, сколько необходимость ответа на запросы и пожелания внешних по отношению к нему провайдеров финансовых ресурсов – стейкхолдеров. Отсюда проистекают противоречия, которые сопровождают внедрение и функционирование механизмов управления рисками в настоящее время. Итогом этого этапа генезиса риск-менеджмента стал его отрыв от собственной сущности: из системы защиты от рисков он превратился в инструмент пиар-обеспечения привлечения инвесторов и кредиторов и, соответственно, в инструмент выкачивания денег из предпринимателей под предлогами их защиты от рисков и привлечения финансовых ресурсов. Защита от рисков перестала быть приоритетной целью управления рисками. Она превратилась во вспомогательный инструмент, в благовидный предлог прикрытия для совсем другого бизнеса.
Поэтому неудивительно, что предприниматели никогда серьёзно не относились к риск-менеджменту в его нынешнем виде, как к инструменту защиты от рисков. Результаты опроса 316 финансовых организаций, проведённого SAS/Economist Intelligence Unit в самом начале обострения мирового экономического кризиса (июль 2008 года), показали, что к этому моменту только 12,8% общего числа предпринимателей внедрили систему управления рисками. Совместное исследование журнала Strategic Risk и компании Protiviti Independent Risk Consulting, в котором приняли участие около 100 крупных компаний Великобритании, показало, что более половины компаний внедряют ее, подчиняясь требованиям регуляторов. Только 6% опрошенных считали, что система управления рисками в их компании абсолютно эффективна и соответствует корпоративной стратегии. И это спустя более чем четверть века после начала активного внедрения методов риск-менеджмента в экономику и бизнес «развитых» стран!
Доминирующая пока в мире англо-саксонская модель риск-менеджмента ERM предлагает подход, в соответствии с которым управление рисками внедряется на каждый уровень управления предприятием, во все процессы планирования, принятия и реализации управленческих решений. Это методика интегрированного риск-менеджмента. При оценке возможных путей её использования в конкретных российских условиях следует учитывать присущие ей недостатки, а также особенности генезиса её современной формы, а именно — превращение из механизма повышения эффективности организации страховых отношений в преимущественно пиарный ритуал. ERM характеризуется «генетическими» недостатками, определяющими её неэффективность в качестве инструмента защиты от рисков даже для зарубежного бизнеса.
В тех стандартах, которые обеспечивают внедрение и функционирование системы ERM, содержится недостаточно строгое, слишком расплывчатое, определение риска. Риск определяется как «воздействие неопределённости на цели. Идентичный международным отечественный ГОСТ Р 51897 переводит это определение как «следствие влияния неопределенности на достижение поставленных целей», причём, под «следствием влияния неопределенности» понимается «отклонение от ожидаемого результата или события (позитивное и/или негативное)». Таким образом, под рисками фактически понимаются любые случайные события, влияющие на бизнес, и, соответственно, риски смешиваются и путаются с любыми неожиданными событиями, имеющими отношение к бизнесу. Получается, ERM направлена на управление любыми случайными событиями, имеющими отношение к бизнесу. Поэтому комплексное управление рисками англо-саксонского образца фактически пытается подменить собой управление предпринимательской деятельностью в целом, и неизбежно вносит в этот процесс путаницу. Системы риск-менеджмента этого типа не смогли защитить западный бизнес от последствий крупномасштабных фальсификаций и мошенничества, перед размерами которых меркнут все российские «ммм», «хопры-инвесты» и прочие «чары» вместе взятые. В частности, только в результате деятельности фонда Madoff Securities (была пресечена в 2009 году), пострадали около трёх миллионов человек и сотни крупных финансовых организаций по всему миру. Нет сомнений, что значительная часть этих организаций имела стратегии риск-менеджмента или даже внедрённые комплексные системы управления рисками, а многие частные инвесторы были неплохо знакомы с «рецептами счастья», содержащимися в учебниках, которые в большом количестве пишутся и публикуются для сколь доверчивых, столь и алчных жителей развитых стран.
Только крах не самого крупного инвестфонда МF Global (конец 2011 года) привёл к потерям 10,5 млрд. долларов, суммы, сравнимой с масштабами всего российского рынка рискового страхования. Более всего пострадал от этого Дойче Банк, пострадали и многие другие контрагенты инвестфонда, в том числе и российские. Но ведь эти вложения были якобы защищены системами риск-менеджмента и самого инвестфонда и его клиентов, включая такого, как Дойче Банк!
Факт драматического и закономерного краха хеджфонда Long Term Capital Management, созданного и функционировавшего при активном участии нобелевских лауреатов в области экономики, специализировавшихся на риск-менеджменте операций с производными финансовыми инструментами, Р. Мертона и М.Шоулза., «теоретики-пиарщики» риск-менеджмента пытались и пытаются представить как досадную случайность, вместо того, чтобы сделать правильные выводы о принципиальной неприменимости риск менеджмента вне сферы действия классических страховых закономерностей.
Ещё одним недостатком и особенностью западной методики риск-менеджмента, которая приобрела в глазах не способных к самостоятельному мышлению лиц поистине догматический характер, является навязывание специально выработанного в её рамках «птичьего языка». «Собственник риска», «риск-аппетит», «толерантность к риску» и т.п. «специфические» выражения являются надуманными, имеют сомнительное практическое значение, однако позволяют позиционировать теорию риск-менеджмента как особое, «сокровенное» знание для избранных. Все это весьма похоже на ситуацию, складывающуюся и в отечественном перестраховании, которое является единственным заслуживающим внимания инструментом риск-менеджмента. Здесь в последнее время «нотис» (вместо «уведомления»), «аддендум» (вместо «дополнения»), а также подобные этим другие убогие словообразования стали вполне обыденным явлением, вызывающим не только смех, но и тревогу за будущее этого интеллектуального вида деятельности в нашей стране.
Действующий в России ГОСТ, идентичный международному документу «Руководство ИСО 73:2009* «Менеджмент риска. Словарь. Руководство по использованию в стандартах», способствует внедрению в отечественную бизнес-практику искусственной иностранной терминологии, к тому же нередко представленной в чисто механическом переводе, который не в полной мере соответствует оригиналу. Не способствует адекватному пониманию описываемых явлений и чрезмерное распространение всевозможных математических моделей. Они призваны создавать иллюзию научности и солидности этого сокровенного знания и, конечно же, его недоступности для «профанов». Математические модели традиционно вызывают уважение у не слишком грамотных людей, которыми с помощью такого «моделирования» легко манипулировать.
При постоянной кредитной накачке западной экономики для придания внешней объективности процессу кредитования используются аффилированные с крупнейшими кредиторами/инвесторами рейтинговые агентства, аудиторские и консультационные компании. Отсюда же проистекает и практика вменённого введения систем ERM на предприятиях-заёмщиках. А заёмщиками в современной экономике развитых стран, где главным источником формирования финансовых ресурсов стал печатный станок и непомерно раздувшиеся в результате его активности фондовый рынок и рынок банковского кредитования, являются практически все предпринимательские структуры. В России же предприятия и население постоянно находятся под прессом рестриктивной денежно-кредитной политики.
В рамках реализованной недавно Европейским центральным банком программы LTRO всего за несколько месяцев было напечатано и впрыснуто в экономику ЕС столько евро, сколько Россия выручила от продажи нефти за 10 лет экспорта. В США денежная масса в 2014 году только по официальным данным ежемесячно наращивалась с помощью печатного станка на 75 млрд. долларов, однако, слишком доверять американским статистическим данным в международном экспертном сообществе не принято, так что, скорее всего, «печатают» ещё больше. В связи с такой экономической политикой развитых стран в течение последних 15 лет особую остроту приобрёл ещё один аспект, обусловливающий для них повышенную актуальность риск-менеджмента в его «превращенно-извращённой» форме. Речь идёт о так называемом риск-ориентированном подходе при надзоре и госрегулировании банковско-финансовой сферы.
Дело в том, что механизм эмиссионной накачки экономик мира деньгами, постепенно превратившийся с конца 70-х годов прошлого века в основу их функционирования, несёт в себе угрозу нарастания инфляции. Поэтому одним из главных для экономик «печатного станка» с их «высокоразвитыми» страховыми рынками является вопрос, как сдержать инфляцию при одновременном сохранении и даже наращивании эмиссии. Ведь если инфляция будет расти, то никакой правящей группе у власти удержаться не удастся, но в то же время без постоянной эмиссии и соответствующей ей кредитной накачки платёжеспособного спроса невозможно поддержание активности бизнеса и благосостояния населения на приемлемом, социально-безопасном уровне.
Для предотвращения инфляции необходимо было создать механизмы «стерилизации» избыточной денежной массы. Такими способами плавного изъятия у бизнеса «излишков» финансовых ресурсов и стало неуклонное увеличение вынужденных расходов предпринимателей на «риск-менеджмент», включая постоянное увеличение требований и соответствующих расходов на обеспечение «финансовой устойчивости» и «надёжности» финансово-банковских институтов и страховых компаний. «Стерилизация» денежных средств бизнеса прикрывается необходимостью борьбы за интересы потребителей.
Российский, в том числе страховой, бизнес, существует в условиях искусственно ограничиваемого доступа к финансовым ресурсам. Уровень монетизации российской экономики один из самых низких в мире – 46-47% к ВВП, что ниже уровня Папуа-Новой Гвинеи. В других странах, где денежно-кредитная политика служит задачам развития экономики (в Китае, Индии, Бразилии, зоне евро, Японии, Иране, Турции), ситуация принципиально отличается от российской. Например, в Китае уровень монетизации составляет 195%, в Великобритании, Германии, Франции, Италии – 160-175%, среднемировой уровень – 125% относительно ВВП. Ставки по кредитам нефинансовым организациям не превышают в США 3,8%, Германии – 3,5%, во Франции – 3%, в среднем по ЕС – 4%, Китае – 4-5%. В России же только ключевая ставка ЦБ составляла снедавно 17%, что делает кредитование в принципе недоступным для подавляющего большинства отечественных предпринимателей и домашних хозяйств.
В таких условиях внедрение в России европейских стандартов риск-менеджмента будет также служить дальнейшей «стерилизации» и без того крайне ограниченной денежной массы, а значит, и «стерилизации» пока ещё нормально функционирующего банковского, страхового и прочего бизнеса со всеми вытекающими последствиями для нашей экономики.
В настоящее время необходимо учитывать, что тенденции, которыми характеризовалось развитие корпоративного риск-менеджмента за рубежом на протяжении последних 30 лет, должны будут существенным образом измениться вследствие грядущих изменений во всей системе функционирования западной экономики. Период «залива» её диспропорций и противоречий дешёвыми деньгами подходит к концу и вполне вероятно, что существенные изменения произойдут до конца 2015 года. Это неизбежно приведёт к изменениям в пиар-управлении рисками, которые являются атрибутом этой умирающей экономической модели. Попытки внедрения у нас той модели риск-менеджмента, которая сложилась в процессе формирования и функционирования экономик, основанных на искусственной кредитно-денежной накачке, обречены на провал по объективным причинам. Эффективной защиты от рисков она не обеспечит, а приведёт лишь к пустому расходованию финансовых ресурсов и трудовых усилий в подавляющем большинстве предпринимательских структур, включая страховые организации. Современной экономике потребуется риск-менеджмент как реальный механизм защиты от рисков, сокращения издержек и поддержания их запланированного уровня. Это должен быть страховой риск менеджмент.
Для подавляющего большинства отечественных предпринимателей риск-менеджмент может представлять интерес только как механизм компенсации ущерба/поддержания запланированного уровня издержек. В этих условиях на первое место выходят классические риски, т.е. риски, действие которых закон «О техническом регулировании» увязывает исключительно с «вероятностью причинения вреда». Если удастся обеспечить разворот российской финансовой и банковской систем в сторону модернизации и развития отечественной экономики, что предполагает существенное изменение денежной, финансовой и кредитной политики в государстве, то тогда и управление рисками будет востребовано именно как инструмент поддержки инвестиционного процесса и функционирования бизнеса путём его страховой защиты от рисков.
Вследствие этого, комплексные системы управления рисками в отечественных предпринимательских структурах придётся выстраивать не на основе традиционного для «эффективных менеджеров» и их «продвинутых консультантов» бездумного копирования уже устаревших «лучших западных практик», а на базе адекватного понимания целей, сущности, условий и особенностей предпринимательской деятельности.
