Недавно в ‘Эксперте’ (№ 8, 2000 г.) была опубликована статья известного идеолога российской либерализации, советника президента страны Андрея Илларионова. Обещание в ней, что в случае продолжения либеральных реформ Россия в грядущем веке заработает 100 трлн. долларов,- не более чем новая приманка для игры в лохотрон. Ведь на одну такую наживку либералов власть и большинство граждан России уже однажды клюнули: ‘Мы даем вам вот такую большую свободу, а вы нам всего лишь ваши небольшие сбережения, вашу маленькую заработную плату и совсем крохотные ваучеры на государственную собственность’.
Конечно, люди чувствовали, что их обманывают, но сохраняли наивную надежду, что после ограбления отчизны у олигархов ‘совесть Господь пробудит’. При этом средства массовой информации всячески отвлекали публику от грустных мыслей, показывая то ‘встречи без галстука’, то наряды ‘от кутюр’. Свободные от моральных ограничений идеологи внушали: скоро так будут жить все, как герои без галстука или как фотомодели. Призыв в начале реформ сыграть в либерализм нынче выглядит как рядовое мошенничество. Ведь тогда перед миллионами сограждан еще не стояла угроза голодной смерти. Но Илларионов опубликовал свою статью в 2000 году, когда ситуация в корне изменилась: проедена и разворована большая часть того, что создавалось многими десятилетиями.
По данным серьезных социологических исследований, к 1999 году около 40% населения имело опыт участия в открытых формах протеста и было готово поддержать открытое выступление против власти. Не будем останавливаться на описании методов увода протестных настроений в безопасные для власти каналы. Они много-образны, и пока власть достаточно умело их использует. Стратегическая ошибка в том, что она не устраняет причин протеста. А либералы обманывают не только общественность, но и власть, обещая многие триллионы долларов при продолжении либеральных «реформ», ведущих на самом деле к гибели страны.
Ситуация настолько плохая, что, независимо от исхода политической борьбы выводить экономику из обвала будет очень сложно. И дело даже не в масштабах спада производства. Конечно, количественные показатели спада столь велики, что произошли качественные изменения: страна утратила многие признаки развитой индустриальной державы, в том числе из-за десятилетнего перерыва в воспроизводстве основных фондов. Такого за последние 200 лет не допускала ни одна страна, вступившая на путь индустриального развития.
После гражданской войны 1917-1921 годов удалось восстановить производство во времена нэпа за семь лет. Еще меньшими оказались сроки восстановления народного хозяйства после Великой Отечественной войны. Об этом не принято говорить, но корни того «русского чуда» были те же, что и западногерманского, и японского: квалифицированная денежная реформа, отказ от долларизации экономики (Советскому Союзу, как одному из учредителей МВФ, после войны тоже предлагали крупную долларовую помощь), огромные государственные инвестиции в экономику. Между прочим, переход к либерализму у нас начался не с друзей Илларионова, а с Хрущева. И начался он в 1961 году, лишь на четыре года позже, чем в ФРГ, с записью в Программе строительства коммунизма положения о всемерном развитии товарно-денежных отношений. Здесь нет никакого парадокса: политэкономия Адама Смита была одной из трех составных частей марксизма, а марксизм в критике государства шел гораздо дальше не только Смита, но и наших новоявленных либералов.
Какие же угрозы несет десятилетний перерыв в нормальном воспроизводстве основных фондов? В сельском хозяйстве срок службы активной части основных фондов как раз и составляет почти 10 лет. В 2000 году истекают сроки эксплуатации тракторов, комбайнов и грузовых автомобилей, которые поставлялись в нормальных объемах до начала либеральных реформ. Когда эта техника окончательно выйдет из строя в 2002-2003 годах, валовые сборы зерна опустятся до 22-25 млн. т, что вдвое ниже, чем в неурожайные 1998 — 1999 годы, и в пять раз меньше, чем в «застойный» период. Импорт продовольствия в долларовом исчислении сократился в 1999 г. вдвое по сравнению с 1997 г. Если допустить, что в 2002-
2003 годах импорт увеличится вдвое к 1990 году, то и тогда по нормативам потребления 1997 года продовольствия не хватит для 70 млн. человек. Если даже ввести карточки и урезать нормы потребления вдвое, то все равно его хватать не будет. Поэтому не исключено, что в результате либеральных реформ снова окажется популярной песенка с рефреном «ешь ананасы, рябчиков жуй…».
Для тех, кому кажется, что краски сгущены, поясним: в действительности ситуация грозит быть еще хуже. Во-первых, вряд ли удастся увеличить импорт, так как ожидается сокращение добычи нефти и газа. Во-вторых, с ТЭК связана еще одна угроза: замерзание крупных городов из-за выхода из строя энергетических производственных мощностей и трубопроводов, аварий в износившемся жилищно-коммунальном хозяйстве и т. п. Третья реальная угроза — остановка железнодорожного транспорта из-за износа его основных фондов. Для полноты картины результатов дальнейшего расширения экономических свобод следует упомянуть вероятность крупных аварий на химических заводах и на других объектах по тем же причинам отсутствия инвестиций в течение 10 лет.
Если бы либералы были озабочены названными проблемами, то с ними, как на Западе, был бы достигнут консенсус по вопросам национальной безопасности. В частности, как предлагали специалисты, нужно немедленно наложить мораторий на дальнейшую приватизацию, прекратить либеральные игры по вывозу капитала, наладить, наконец, управление государственными пакетами акций, восстановить жесткий контроль за эффективным использованием приватизированных основных фондов, повысить степень монетизации экономики до уровня индустриально развитых стран, перейти на программно-целевое индикативное планирование и др.
Но либералы не видят никаких угроз, кроме существования государства. Илларионов утверждает: реформы потому не удались, что те, кто их проводил, были, «если угодно, реформаторами, но никак не либералами». Допустим, мы поверили, что авторы и исполнители законов о либерализации цен и внешнеэкономических связей, не либералы, а всего лишь реформаторы. Но что же все-таки предлагает истинный либерал?
На вопрос «что делать?», Илларионов не дает прямого ответа. Обедневшим от неслыханных свобод россиянам предлагается всего лишь повысить свой рейтинг по стандартному набору показателей, разработанных для них Всемирной ассоциацией сторонников экономических свобод. Если проанализировать этот набор «свобод», перед нами встанет следующая картина. Показатель первый — удельный вес государства в экономической жизни. Если брать по доле государственной собственности, то она в России ниже, чем в США. Если брать по степени управления экономической жизнью — второй показатель,- то удельный вес государства в нем у нас близок к нулю. По шкале Илларионова (от 0 до 10) первому показателю для России можно присвоить 10 баллов. Второй показатель тоже заслуживает оценки в 10 баллов так как структура экономики в России максимально «рыночная» кроме торговли сырьем, импортными товарами, деньгами и властью никто ничем не занимается. Экономические механизмы свободны от любых правовых и моральных ограничений — это третий показатель, который также оценивается в 10 баллов: наша денежная политика самая либеральная в мире. Четвертый показатель — ценовая стабильность. Здесь, пожалуй, больше 2-3 баллов поставить нельзя. Далее идут: свобода использования иностранной валюты — 10 баллов. Господство закона — 5 баллов. Поясняем: законы выполняются в части прав и не выполняются в части обязательств субъектов рынка. Частная собственность у нас не только неприкосновенна, но и достигла своего апофеоза, так как таковой, во многом незаконно, стала государственная собственность — 10 баллов. Свобода внешней торговли — 10 баллов (можно бы больше, но шкала ограничена). Свобода деятельности на рынках капитала абсолютная, благодаря чему капитал 10 лет течет рекой за рубеж.
Таким образом, Россия по праву должна бы возглавить мировой рейтинг экономической свободы. Однако Илларионов почему-то помещает Россию по степени свобод на 110-е место из 119 стран мира, что, впрочем, позволяет ему «оправдать» весьма низкую эффективность российских рыночных реформ. Подобным же образом обосновывает Илларионов и другие свои утверждения.
Если условно принять за единицу информации одно утверждение или оценочное суждение Илларионова, то нам удалось насчитать в его статье 27 таких единиц. Но лишь две единицы информации можно квалифицировать как правдивые, а остальные 25 приходится отнести к ложным. Как говорила арабская красавица из «1001 ночи», можно исправить все, кроме искажения сущности.
Для искажения сущности Илларионов, помимо наукообразных подсчетов рейтингов, использует такой прием, как отвлечение внимания от сути проблемы путем употребления «хороших» и «плохих» лейблов. Так, он бросает «страшные» обвинения государственникам в проведении «протекционистской», «популистской» и даже «интервенционистской» политики, которым противопоставляется якобы «хороший» лейбл «последовательно либеральной» политики. Расшифровка этих ярлыков наводит на мрачные мысли. Бог с ним, с непонятным интервенциализмом. Наверное, это когда Путин будет звонить американскому президенту и требовать от него увеличить закупки российского металла, подобно тому как американский президент звонил когда-то Черномырдину и требовал снять ограничения на закупку нашпигованных химикатами «ножек Буша». Но почему либералы так плохо относятся к популистской политике?
За годы либеральных реформ население России существенно сократилось, однако Илларионов даже не упоминает об этой проблеме. Для либералов не существует проблемы сокращения популяции россиян, они воспринимают вымирание «слабых» как благо конкуренции. Освободится территория от «неэффективного» населения, землю можно продать за свободно конвертируемую валюту. Только это освобождение территории нельзя делать быстрым. Народ нужно убаюкать сказками о свободе, пусть он вымирает в дреме, под грезы о триллионах долларов. Но, может быть, «последовательный либерализм» не направлен на вымирание нации, а это та политика, которую мы наблюдаем в США, Германии, Японии, Великобритании? Нет. Если посмотреть объективно, то в указанных странах мы видим, как власти последовательно проводят там протекционистскую, популистскую и интервенционистскую политику. К примеру, в рамках ВТО Соединенные Штаты навязывают бедным странам максимальную свободу импорта, проявляя при этом протекционизм по отношению к американским товаропроизводителям.
Вообще развитые индустриальные страны, поставляя либеральную идеологию на экспорт, сами у себя ее лишь декларируют. Там под либеральной фразеологией скрывается такое всеохватывающее государственное регулирование и планирование экономики, какого не было в СССР, начиная с хрущевских времен. Поэтому усиление государственного регулирования и планирования экономики в России станет не возвращением назад, а движением вперед, вдогонку за далеко ушедшими в этом направлении США и другими «либеральными» странами. В частности, правительство США в отличие от российского правительства отвечает за рынок сбыта сельскохозяйственной продукции, причем федеральная и региональные администрации активно вмешиваются в этот рынок. Например, власти привлекают к уголовной ответственности за занижение закупочных цен, скупают зерно по гарантированным ценам, планируют посевы и поголовье скота, контролируют паритеты цен, субсидируют покупку сельхозтехники и др. Власти США создали сложную систему страхования и бюджетной поддержки десятков тысяч фермеров, ежегодно разоряющихся на протяжении последних 90 лет.
Вмешательство американских властей в другие сферы экономики еще более впечатляющее. Если на сельские программы в бюджете США выделяется 70 млрд. долларов в год, то на военные заказы сотни миллиардов. Администрация и конгресс США занимаются также регулированием цен на энергоносители, установлением гарантированной почасовой оплаты труда, регулированием экспорта и импорта, процентных ставок и банковской деятельности и др. Если это не вмешательство государства в экономику, то что такое тогда вмешательство?
Вообще можно показать несостоятельность суждений Илларионова по всем странам, упоминаемым в его статье. Но тогда потребуется увеличить размер публикации до соответствующего числа страниц. Ограничимся лишь наиболее яркими, на наш взгляд, примерами. Илларионов без всяких на то оснований приписывает либерализму заслуги «экономического чуда» послевоенных Германии, Италии и Японии. На самом же деле успешное восстановление (точнее, реконструкция) экономики стран Западной Европы и Японии осуществлялось методами прямо противоположными либерализации. Эрхард придерживался либеральной фразеологии, но не спешил освобождать экономику от контроля государства. Германская промышленность и сельское хозяйство возродились на основе прямого государственного управления денежно-кредитной системой и капитальными вложениями. Государство только в период денежной реформы 1947 года увеличило денежную массу за полгода втрое. Затем каждый год денежную массу продолжали увеличивать высокими темпами. Инфляция была невысокой потому, что деньги не разворовывались, а направлялись в первую очередь в промышленность, во вторую — на зарплату и пенсии. Валютного и финансового рынка в стране не было. Крупные предприятия оставались в государственной собственности. К приватизации Германия приступила лишь через 10 лет после начала «либеральных» реформ по Эрхарду. Рост цен в течение этого периода ограничивался административно. Никакой либерализации внешнеэкономической деятельности не допускалось. Спекуляция денежными ресурсами исключалась. Валютный курс определялся государством. Национальная валюта была неконвертируемой, к конвертируемости марки перешли лишь после 1957 года.
Подобная ситуация с «либеральными» реформами была и в других странах послевоенной Западной Европы. Что касается Японии, то здесь роль государства в управлении экономикой была еще выше. В частности, после войны в Японии по важнейшим продуктам, как и в Советском Союзе, действовало директивное планирование. Лишь в середине 50-х годов оно было заменено на индикативное и программно-целевое планирование, которое сохраняется до сих пор. Можно указать еще на такие новации японских рыночных реформ, как законодательное ограничение численности юристов в Японии (чтобы не учили, как обходить законы). Когда власти Японии поняли, чем грозит экономике либеральный фондовый рынок, они запретили биржевую торговлю ценными бумагами и соблюдают этот запрет до сих пор. Что еще нужно для доказательства отсутствия заслуг «последовательного либерализма» в успехах Японии?
Второй исторический пример связан с протекционизмом. Родиной протекционизма по праву считается Англия. Хотя в России царь Алексей Михайлович издал протекционистский указ на год раньше Кромвеля, по российской традиции через несколько лет о нем забыли. Иной подход к тотальному протекционизму был у консервативных англичан. После смерти Кромвеля и восстановления монархии, монархисты выкопали труп Кромвеля из могилы и повесили его. Но протекционистский закон низвергателя короля действовал без изменений 200 лет до середины XIX века. Тем самым британцы показали миру пример того, как нужно соблюдать консенсус по вопросам общенациональных интересов даже с повешенным политическим противником. До того как отличиться по части протекционизма, англичане показали себя последовательными либералами. Отлученный от Римской церкви Генрих VIII либерализовал английскую церковь и благословил повешение 500 тысяч крестьян, освобожденных от земельной собственности и потому пустившихся в бродяжничество. По либеральному мировоззрению это было гуманно. Если крестьянину не повезло с землей, то гуманнее его повесить, чем обещать ему что-то, как это делают нынешние российские либералы.
Коренное отличие нынешних российских реформаторов и либералов от английских или американских государственных деятелей в том, что они не желают консенсуса по вопросам национальной безопасности, а тем самым фактически и существования России. Нет смысла их переубеждать. Цель данной публикации предупредить общественность и власть: до обвала экономики осталось настолько мало времени, что нужно срочно заканчивать игры в либеральную рулетку.
, д. э. н., профессор, Институт экономики РАН
