В свое время большевики обещали из голодной, босой и неграмотной России, к тому же разрушенной мировой войной, революцией, гражданской войной и интервенцией ведущих стран мира, создать мощное государство рабочих и крестьян. Надо отдать им должное. Они сдержали слово. На руинах полуфеодальной империи в глухой и враждебной изоляции была создана экономика, которая через десять лет после беловежья все еще шлет корабли в космос, по трубопроводам гигантской протяженности отапливает Европу, удивляет мир совершенством своего оружия…
Прошло восемьдесят лет, и в Кремле вновь, но уже как трагический фарс, звучит призыв вернуть стране былую мощь и уважение в мире. Негоже, де, мириться с тем, что население вымирает, что слишком велика зависимость от милостыни, которую удается выпросить у сильных мира сего. Однако ни в президентском послании (возможно, из-за отсутствия места), ни в последней, среднесрочной программе правительства нет анализа причин, отбросивших вторую еще недавно державу мира в компанию слаборазвитых стран. Это тем более странно, что в широко разрекламированной «грефостратегии», по существу, предлагается продолжить обанкротившуюся политику.
Похоже, что десять лет стремительного превращения некогда мощной самодостаточной экономики в сырьевую периферию развитых стран ничему не научили наших руководителей. Слышна все та же песня: броуновское движение свободных новых собственников приобщит нас к рыночной благодати. Не хватит ли заставлять страну пилить гирю? Современным паниковским пора бы понять, что Путин в отличие от Ельцина вряд ли стерпит кое-кем навязываемую ему роль Шуры Балаганова.
В чем же причина столь отрицательного отношения к коллективному творчеству старых и новых реформаторов? В том, что стране в виде правительственной программы, разработанной под началом Германа Грефа, подброшена очередная пустышка. Легковесность и необязательность выстраиваемых в ней сценарных цепочек, необоснованность, а в ряде случаев абсурдность предполагаемых факторов роста просто поражает.
В программе утверждается, что «в российской экономике есть сектора и отрасли потенциально конкурентоспособные (здесь и далее выделено автором) как на внутреннем, так и на мировых рынках.» Затем еще интереснее. «Реализации конкурентных преимуществ этих секторов (наличие незагруженных технологически эффективных мощностей, квалифицированных кадров, научно-технических заделов и т.п.) препятствуют как несовершенство и неразвитость рыночных механизмов и институтов, так и сложившиеся к настоящему времени стартовые условия в этих отраслях, неблагоприятные для экспансии производства, модернизации производственной базы и повышения эффективности».
Авторы стратегии рекомендуют этим секторам воспользоваться платежеспособным спросом экспортоориентированных отраслей и энергетики. Рекомендация хороша. Главное, что в ней ценно, так это новизна идеи. Как говорится, нашли топор под лавкой. Хорошо известно, что страна «донашивает» производственный потенциал плановой экономики СССР. Любому мало-мальски грамотному экономисту известно, что по мере физического и морального износа фондов затраты на их содержание растут, а отдача падает. Растянувшаяся почти на 15 лет пауза в капиталовложениях привела к практическому исчерпанию ресурса оборудования во всех отраслях хозяйства. Тем не менее, в программе предполагается на изношенных мощностях получить существенный прирост ВВП. При этом не ударив палец о палец.
Попробуем, однако, воспользоваться рекомендациями программной стратегии. Начнем с энергетики. Кроме, безусловно, непрофессионального руководства РАО «ЕЭС России» — Чубайса и его команды, энергетика страдает такими же хворями, как и другие отрасли хозяйства. В энергетике износ мощностей достиг критического уровня. Рискнем поверить Чубайсу, утверждающему, что для реанимации энергетического хозяйства требуется примерно 70 млрд. долларов. Возможно, в эту сумму входят затраты на восстановление энергетического моста между Центром и сибирскими ГЭС взамен потерянного и разворованного казахстанского участка транссибирской ЛЭП. Вот он потенциальный спрос. Но не реализовался этот спрос не потому, что покупать природе Чубайса — продавца противно, в руководстве отрасли сохранились еще кое-какие здоровые силы, а потому, что отрасль убыточна (просроченные долги энергетиков, по итогам 1квартала этого года, превышают задолженность потребителей на 18 млрд. рублей при прибыли 14 млрд. рублей). При действующих тарифах о платежеспособном спросе со стороны энергетиков говорить не приходится. Уровень тарифов не позволяет привлечь и заемные средства — они не окупятся. Для осуществления неотложных мер по восстановлению мощностей тарифы должны быть повышены примерно вдвое. Но и это еще не все. Энергетику ожидает замена газа, добыча которого, по прогнозам, будет быстро сокращаться, углем и мазутом. По оценке специалистов (статья А.Кузовкина и С.Левчика в «Промышленных ведомостях», №4), только от замены газа углем при действующих ценах затраты на топливо увеличатся примерно на 750 млн. долларов в год. Для этого тарифы надо повысить примерно на 15%. Правда, у Чубайса аппетиты другие. Для устойчивого обеспечения тепловых станций топливом, включая вынужденную замену сокращающихся поставок газа углем и мазутом, он намечает повысить тарифы до конца 2000 года в 1,5 раза. Если же Газпром не сможет сохранять далее убыточные цены внутреннего рынка на газ, то энергетикам на оплату топлива надо будет искать не 22, а примерно 150-200 млрд. рублей в год. О каком в этих условиях платежеспособном спросе на инвестиционные ресурсы можно вести речь?
Воспользуемся другим рекомендуемым программой адресом. Ведущая экспортоориентированная отрасль — газовая промышленность. Вопреки сложившемуся мнению об экономическом могуществе Газпрома положение в этой отрасли также очень сложное. Монстр отечественной экономики, чтобы не сорвать свои экспортные обязательства и не оставить без топлива энергетику, реэкспортирует туркменский газ. Ведь внутренняя цена на газ не возмещает текущих издержек на его добычу и транспортировку. «Экономическое благополучие» газовой отрасли держится на экспортной выручке благодаря завышенным курсу доллара и мировым ценам на энергоносители. Газ качается в Европу по полутора десяткам магистральных газопроводов. Но курс и цены преходящи, а срок надежной, безаварийной эксплуатации газопроводов, проложенных еще в советские времена, неотвратимо подходит к концу. Инвестиционные же программы Газпрома, в которых преобладают ремонтные нужды, финансируются в объеме 30-40% от потребности. Для неотложного строительства новых газопроводов у Газпрома денег нет, так же как на освоение новых месторождений взамен исчерпанных.
Еще одной черной дырой является сельское хозяйство. Общеизвестно, что парк сельхозмашин обветшал до предела. Производство тракторов и комбайнов составляет менее десятой доли потребности. В 2001-2002 годах, когда развалятся последние «Доны» и «Колосы», придется примириться с сокращением пашни вдвое и импортировать примерно 25-30 млн.т зерна в год. Но и то не все.
Требуется замена рельсового пути на основных железнодорожных магистралях. В аварийном состоянии находятся трассы тепло- и водоснабжения в городах и поселках…
Потенциал спроса в стране необъятен. Продукция тех самых высокотехнологичных секторов нужна позарез всем. Почему же спрос так и остается потенциалом?
В предыдущих публикациях в «ПВ» я неоднократно отмечал, что в условиях глобального дисбаланса структуры производства и потребления, возникшего в результате разгрома экономического пространства СССР, агрессивная денежно-кредитная политика (гайдаровское снятие инфляционного навеса путем раскрутки инфляции многократным административным повышением цен) привела к деградации цен. Запредельное сокращение платежеспособного спроса выдавило из цен затраты воспроизводственного характера: из цен на нефть — затраты на геологоразведку и на нефтепромысловое оборудование (Ходорковский плакался в телеинтервью, что ресурс мощностей НПЗ компании изношен на 98%); из цен на зерно — затраты на обновление парка тракторов и комбайнов; из цен на все товары — затраты на физическое воспроизводство рабочей силы и ее квалификации. Вот они «неблагоприятные стартовые условия» для поставщиков бурового оборудования и высокопрочных труб, для сельхозмашиностроения и других отраслей, работающих на внутренний рынок.
Воспроизводственный цикл гайдаровцами был принесен в жертву на алтарь «борьбы» с ими же организованной инфляцией. Однако вместо победы над инфляцией образовался и стал стремительно увеличиваться нарыв отложенной инфляции в виде потребности в средствах на обеспечение работоспособности отраслей жизнеобеспечения при их неизбежном отказе из-за износа.
Обанкротившиеся творцы российского экономического чуда для сокрытия «достижений» своей деятельности заложили фундаменты трех пирамид. Одна — имени Мавроди-Златкис — погребла в августе 1998 года под своими обломками зародыши среднего класса. Вторая в виде непомерного внешнего долга держит политику руководства страны на крючке у западных кредиторов. О третьей сказано в предыдущем абзаце. Примечательно, что при критическом напряжении в оставшихся пирамидах, из политических и административных закромов вытаскивается новый киндер-сюрприз на роль козла отпущения. Раскрутка мало кому известного бывшего рядового зама Чубайса из ведомства по распродаже России (вольная трактовка позиции Коха) и его стратегии настораживает. Видимо, вплотную приблизился крах третьей пирамиды.
Болтовня о неких неблагоприятных стартовых условиях (опять мы на старте, будто и не было десяти лет истязания экономики либеральными реформами) никак не оформится у стратегов в простую мысль о наличии проблем эквивалентности товарообмена, цен и денежного обращения. А без их решения спрос тех же энергетиков и экспортеров так и будет оставаться потенциалом, пока окончательно не заржавеют мощности конкурентоспособных секторов.
Попытки создания благоприятного инвестиционного климата выпечкой выгодных для собственника законов напоминают поиски некой пропажи под фонарем. Где терял — не известно, но под фонарем светло. Новобранцы касьяновского кабинета, похоже, действительно не знают, что для эффективного собственника минимальным граничным условием инвестиций является их окупаемость. Политическая ситуация, законодательная база уменьшают или увеличивают риск, а вот невозможность возврата вложенных средств в неблагоприятных условиях для формирования выручки является приговором окончательным, не подлежащим обжалованию.
Еще один фрагмент стратегии: государство собирается поддерживать программу энерго- и ресурсо-сбережения. Отсутствие соответствующего механизма на этой странице опубликованного документа уже не раздражает. Видимо, пожалели бумагу на пустопорожние декларации. Тем не менее проблема есть, и гораздо серьезней, чем представляют себе «стратеги». При заниженных ценах на газ и тарифах на электроэнергию энергосбережение для потребителя разорительно — затраты на новые технологии и оборудование не окупаются. А без них удельные энергозатраты постоянно и существенно увеличиваются. Если говорить о производительности труда, то при мизерной и к тому же не регулярно выплачиваемой зарплате она постоянно падает. Подобное же положение с другими видами ресурсов.
В программе Грефа много ожиданий связано с развитием и даже насаждением, когда речь идет о естественных монополиях, конкуренции. Следует заметить, что несовместимость категорий ПРОГРАММА и ОЖИДАНИЯ авторов мало смущает. А почему в замерзающей каждую зиму стране закрываются шахты? Почему остановлены конвейеры Ростсельмаша и тракторных заводов? Почему ржавеют ткацкие станки в опустевших цехах? У недоумков от реформ на эти вопросы только одно объяснение: наша продукция, мол, неконкурентоспособна. Можно подумать, что крестьянин не покупает «Дон-1500» потому, что копит деньги на «Джон Дир». Чепуха! У него в кармане только вошь на аркане. Он не получает за зерно столько, сколько оно стоит потому, что ограбленное население не может из своей нищенской зарплаты и пенсии оплатить хлеб по его реальной стоимости.
Вернемся к конкуренции — этому движителю рыночной экономики. Не будем говорить о российских рыночных новациях — о бартере, который продолжает доминировать на рынке (сложно судить о том, имеет ли конкурентные преимущества поставщик, который получает в счет оплаты не унитазы, а макароны), о зависимости уровня цены и конечной выручки от способа оплаты — деньгами или денежными суррогатами с разным уровнем ликвидности. Однако и это еще не все. Дорогу товаропроизводителю на рынок, а следовательно, к соревнованию с конкурентом по ресурсоемкости производства закрывает посредник. Он может дублировать на рынке ценовую политику изготовителя, но может руководствоваться лишь своими сиюминутными интересами. Тем более, что большинство перепродавцов не специализированы. Сегодня они торгуют шерстью, а завтра, подвернулись алюминиевые конструкции для строительства, торгуют ими. Как то так получилось, что бартер, дефицит «живых» денег и доминирующее положение коммерческого посредника сделали тему конкуренции не актуальной для внутреннего рынка. На квазирынке и конкуренция квази.
Может быть, на внешнем рынке положение наших поставщиков другое? Для примера возьмем металлургов или деревообработчиков. Известно, что до августа 1998 года они чувствовали себя на внешнем рынке очень неуютно: рублевый эквивалент экспортной цены был существенно ниже цены внутреннего рынка, экспортные поставки сокращались. Потом положение резко изменилось. Может быть, одномоментно были внедрены такие ноу-хау, которые позволили положить на лопатки зарубежных конкурентов? Ничего подобного. В результате девальвации рубля затраты на отечественные производственные ресурсы (рабочая сила, сырье, топливо и энергия, амортизация и т.п.) обесценились в четыре раза. А от конкурентоспособности, возникающей в результате неполной оплаты используемых ресурсов, экономике наносится огромный ущерб. Кроме того, дефицит финансовых ресурсов отраслей, обслуживающих внутренний рынок, при девальвации рубля многократно увеличивается из-за перераспределения денег в пользу экспортного сектора. При этом внутренний рынок сжимается в гораздо бо_льшей степени, чем возрастает спрос со стороны экспортеров, так как ни население, ни бюджетные потребители никакого финансового выигрыша не имеют. Поэтому остается лишь удивляться тому, что премьера правительства Касьянова более устраивает постоянно слабеющий рубль.
Анализируя основные направления очередного нового экономического курса, нетрудно видеть, что деформации цен российского рынка наверняка торпедируют провозглашаемые цели. Очевидная необходимость существенного увеличения затрат на реанимацию и воспроизводство реального сектора экономики и систем жизнеобеспечения населения (известный аналитик Л.Макаревич оценивает потребность в капиталовложениях для переоснащения предприятий равной по масштабам 15 ВВП в год) по каким-то причинам остается неведомой для разработчиков стратегии.
Обратившись к итоговой таблице с ожидаемыми результатами, приведенной на стр.197 программы, видим, что рост воспроизводственных затрат стратеги практически исключают. Инфляция с явно заниженных для текущего года 13%, по их прогнозу, снижается до 6% как раз к периоду массового отказа оборудования. Если останутся стабильными цены на хлеб и зерно, то через год-другой поля придется пахать сохой, а жать серпом. Не увеличатся тарифы на энергию — не получит Чубайс необходимые десятки миллиардов долларов на восстановление генерирующих мощностей, и страна вернется к лучине.
Можно уговорить «левого» политика отменить повышенные ставки подоходного налога для богатых, можно убедить население в неизбежности отключений электричества и тепла, но невозможно уговорить проржавевший трубопровод послужить еще какое-то время, пока не начнут течь рекой в страну западные инвестиции. Ситуация, по существу, не имеет альтернативы. По мере отказа генерирующих мощностей на электростанциях, подвижного состава и путевого хозяйства железных дорог, других жизненно важных для населения и государства сфер придется идти на колоссальные затраты для их замены.
Все это говорит о том, что ожидаемые темпы инфляции — либо плод некомпетентности, либо преднамеренная ложь. Ведь если учитывать повышение темпов инфляции до реальных значений, а она будет расти по мере обвала пирамиды с воспроизводственным долгом, то вся конструкция правительственной стратегии разваливается. При этом потребуется значительно увеличить дефлятор ВВП и распроститься с его ростом. А из-за снижения, по мере роста инфляции, реальных денежных доходов населения, повисает в воздухе и социальная политика, которая и без этого в программе отдает маниловщиной, на неопределенный срок отодвигается модернизация экономики…
От всей программы останется только раздел «макроэкономическая политика», и то потому, что он писался для ситуации, которая ничего общего не имеет с российскими реалиями. Таким образом, пренебрежение объективным анализом ситуации и причин постоянно расширяющегося вширь и вглубь кризиса породило слепое копирование чужеродных для России элементов экономической политики. С этим, видно, ничего поделать нельзя. Если ты гайдар, то это навсегда.
В связи с изложенным, остановимся на новом штормовом предупреждении для финансовых рынков и об изъянах проводимой кредитно-денежной политики. Благодаря исключительно благоприятной конъюнктуре на мировом рынке энергоносителей у страны появились, в буквальном смысле, «лишние» деньги. Казалось бы вот оно решение проблемы монетизации и вытеснения квазиденег из обращения, в чем многие экономисты видели едва ли не главную беду. Однако не тут то было. Разговоры о недостаточности денежной массы сменились поисками механизмов и инструментов для стерилизации ее «избытка». При остром дефиците финансовых ресурсов для восстановления мощностей в энергетике, на железнодорожном и трубопроводном транспорте, в системах водо- и теплоснабжении, закупки современного вооружения для армии, огромный объем денежной массы раздувается пузырем на корсчетах коммерческих банков и депозитах Банка России. При малейших признаках нарушения установившегося равновесия — резкое падение мировых цен на нефть, финансовые кризисы на фондовых биржах отдельных стран, изменения экономической политики правительства и прочие основания для паники, вся эта масса денег может обрушиться на валютный рынок, повторив ситуацию августа 1998 года.
Можно, конечно, для «лишних» денег организовать еще одно финансовое казино, выпустив в качестве фишек новые серии ГКО или «бобров». Правда, польза от этого будет только финансовым спекулянтам. Разве ради их интересов страна спешит распродать запасы нефти и газа, руд цветных и черных металлов?
Попробуем разобраться в причинах сложившейся тупиковой ситуации. Выше отмечалось, что при девальвации внутренний рынок сжимается в гораздо большей степени, чем возрастает спрос на нем со стороны экспортеров, так как в результате вызванного девальвацией роста цен объем потребления населением и «бюджетниками» сокращается значительней. При цене рабочей силы ниже стоимости нормального уровня потребления увеличение физического объема потребительских товаров невозможно из-за низкого платежеспособного спроса большей части населения. Доходы хозяев импортной выручки в этом случае ничего не решают, так как они составляют лишь несколько процентов от всего населения. Прирост бюджетных доходов также не делает погоды из-за их очень малой величины (менее 2% от внешнеторгового сальдо). А увеличение спроса на инвестиционные ресурсы, как отмечалось выше, блокируется заниженными ценами на продукцию потенциальных потребителей.
Девальвационная, вторая после гайдаровского шока, стадия грабежа населения привела к новому относительному сжатию цен. Достаточно отметить, что за два года после августовского кризиса рост внутренних цен примерно в полтора раза отстал от изменения валютного курса. Однако именно цены выступают мерилом пропускной способности каналов товарно-денежного обращения. В частности, из-за сложившегося уровня тарифов выручка (произведение тарифа на объем отпуска) энергетиков позволяет лишь оплатить топливо и заниженную зарплату, но в ней нет доли для закупки новой турбины. Поэтому масса «беспривязных», не имеющих ниш в ценах товара, денег оказывается бесполезной и товарно-денежное обращение перестает впитывать дополнительную денежную массу.
Следует отметить еще один срез проблемы емкости внутреннего рынка. Упования на импортозамещающие возможности отечественного производства при завышенном валютном курсе оказались иллюзорными. Даже в начальный период после обвала рубля, до исчерпания запасов ранее оплаченного импортного сырья, увеличение производства в отраслях, ориентированных на внутренний рынок, было ничтожно малым. В производстве потребительских товаров положение даже осложнилось. Достаточно отметить, что доля экспорта в объеме производства продолжает расти. К примеру, в марте 2000 г. она составила 35,7% по сравнению с 31,9% в марте прошлого года. К тому же рост внутренних цен на продукцию отечественных экспортеров по мере изменения валютного курса (практика номинирования цен в СКВ или «у.е.») вообще не давал ценовых преимуществ отечественным поставщикам по сравнению с зарубежными.
Аккумуляция «лишних» денег в банковской системе препятствует увеличению степени монетизации экономики, что жизненно важно. Но чтобы увеличение денежной массы в нынешних условиях не спровоцировало роста цен, который немедленно приведет с сокращению потребления, а следовательно, и производства, необходимо неотложно заняться устранением деформации цен. Должна быть выработана и реализована политика цен и доходов, предусматривающая восстановление в цене воспроизводственной функции параллельно с увеличением доходов населения, т.е. такого же восстановления воспроизводственной функции в цене рабочей силы. Хватит прикрываться утверждением, что в стране сложились рыночная система и саморегулируемые рыночные цены.
Все большее число серьезных экономистов склоняются к мнению, что сложившаяся в России система ничего общего с рынком не имеет. Их оценки от категоричного «квазирынок» до уклончивого — «переходный период» в равной степени требуют детального анализа финансовых инструментов, обслуживающих это уникальное российское образование.
Совершенно очевидно, что квазирынок породил некие квазицены, приводящие к множеству проблем и усугублению кризисных процессов. Возникающий при квазиценах диспаритет в товарообмене откладывается в массиве неплатежей. Ликвидируй этот нарост и, то ли он вновь восстановится, то ли наступит паралич в производстве и обращении товаров. Власти и руководители предприятий изобрели неплатежи как убежище от буйства гайдаровского монетаризма.
Требование перейти к практике расчетов «живыми деньгами» при абсолютной разбалансированности ценовых измерителей ничего хорошего не даст. В этой связи показательна глубина политики выколачивания долгов, проводимая Чубайсом. Во-первых, она экономически бесперспективна для отрасли в связи с тем, что энергетики задолжали своим поставщикам больше, чем им должны потребители. Во-вторых, наносит экономический ущерб энергетике. Полученные по долгам средства — лишь трансформация одного вида активов в другой, тогда как сокращение отпуска энергии (отключение потребителей) — это прямые потери. Ведь еще никто не научился накапливать электроэнергию на складе. В-третьих, деньги полученные энергетиками, из воздуха не берутся. Дополнительный рубль, истраченный заводом на оплату ранее использованной энергии, не попадет к поставщику материалов или через задержку в зарплате не придет в магазин за ситцем. В-четвертых, на остановленном из-за отключения энергии станке не будет изготовлена лопатка для замены ее на аварийной турбине электростанции или другая необходимая тем же энергетикам продукция.
Квазицены выхолостили механизм рыночной конкуренции. Будет больше или меньше рыночной свободы — это не отразится на эффективности производства. В первые годы реформ Госкомстат любил прибегать к экспертным оценкам динамики показателей частного сектора, противопоставляя их ухудшающимся показателям государственного. Сегодня этот резерв приукрашивания ситуации исчерпан. Положение в равной степени аховое — что на Уралмаше у Бендукидзе, что на казенном Уралвагонзаводе.
Свобода принятия решений предполагает осмысленное использование объективной информации. Квазицены искажают стоимостные критерии для принятия решений на любом уровне управления: идет ли речь о выборе приоритетных направлений развития или о любом другом важном, с точки зрения удельных затрат, вопросе. В этой связи предлагаю вернуться к публикации в № 4 «ПВ» за этот год о перспективах использования канско-ачинских углей. Ведь квазицены и квазитарифы допускают транспортировку горной массы, в которой угля чуть более 50% (остальное влага и зола), на расстояние свыше 3000 км. Желающий может определить кпд этой операции. Думаю, что затраты энергии на транспортировку могут быть даже бо_льшими, чем будет получено при сжигании доставленного угля. При этом следовало бы учесть энергозатраты на производство дополнительного количества грузовых вагонов, металла для них и т.п. На доставку к ТЭЦ в Центре 50 млн. т угля потребуется вагонный парк увеличить, как минимум, на 25000 единиц.
Примеры низко- или не эффективных решений, принимаемых на основе деформированных цен, можно множить, но для грамотных экономистов все и без них ясно. Однако, как видно из программы, правительство проблемы цен не видит. Похоже, что горе-стратеги воспринимают цены как некую данность — дождь идет, или солнце село — о которой заботиться не надо. Возможно, обсуждаемая программа, как и прежние, не рассчитана на реализацию, но, пока она канет в Лету, ее авторы и соавторы, точно так же как Авен, Чубайс и многие другие, обзаведутся своими кусками пирога.
