В ноябре прошлого года на работавшем тогда еще ТВ-6 был показан фильм из экологического цикла «Опасный мир» журналиста Андрея Норкина. Фильм содержал давно не новую информацию о том, что деятельность НПО «Маяк» в Челябинской области привела к радиационному загрязнению значительной территории и ряда водных объектов. Называется число пострадавших — 500 000 человек. Показываются человек с генетическими нарушениями, а также заспиртованные уродцы, правда, к «Маяку» отношения не имевшие. Используется термин «радиоактивный ад». Это понятие иллюстрируется: унылые осенние поля, где некогда стояли выселенные деревни, колючая проволока вдоль реки Теча, могильный холм и знаки «Опасная зона» на столбах… К концу демонстрации фильма зритель должен был, видимо, прийти к выводу, что ввоз отработанного ядерного топлива в Россию и его переработка на НПО «Маяк» — смертельно опасное мероприятие, на котором наживаются омерзительно циничные политики и бесчеловечные работники Минатома.
В анонсе передачи на сайте ТВ-6 говорилось, что «Опасный мир» – это «первая на телевидении попытка рассказать об экологии на языке драматургии, а не информационного репортажа». Чтобы осуществить эту попытку, из всего доступного им материала авторы отбирают «то, что оставит отпечаток в памяти телезрителя и заставит сопереживать. Передача в целом и каждая программа – документальны. Авторы ведут свое расследование «от века». Их задача – распознать прошлое, рассказать о настоящем и увидеть будущее той или иной экологической проблемыѕ». Мне, как человеку разумному, совершенно очевидно, что авторы пытались соединить заведомо несоединимое. Я хорошо знаю, что в одну программу «впрячь не можно» коня научной истины и трепетную лань человеческого сочувствия. Ну, в самом деле, вам показывают больного юношу, который просит о милосердии, и естественное движение сердца – поддержать его просьбу, не вникая в суть дела. Он прав, потому что несчастен. В подобную ловушку неизменно попадают люди порядочные, отзывчивые, чувствительные, и, взывая к их жалости, ими можно манипулировать как угодно. Андрей Норкин это прекрасно знает и использовал в своей программе такой прием. Здравые рассуждения на тему «а виноваты ли обвиняемые» возможны в данной ситуации только при наличии специальных знаний. Но среди телезрителей преобладают непрофессионалы в области радиологии и атомной энергетики. Применяя средства драматизации, хорошо произносить обвинительные (или оправдательные) речи, но никак не проводить «объективное расследование». Это хитрый термин. Он созвучен «исследованию», и это заставляет думать, что выводам будет предшествовать тщательное изучение предмета. Одновременно предполагается, что в «расследовании» можно позволить себе различные вольности, которые в «исследовании» непростительны. А еще одно созвучие – со словами «следствие», «следователь» — сразу превращает журналиста в поборника справедливости и законности, который, рискуя собой (об этом в анонсе передачи прямо говорилось), распутывает сокрытые преступления. Отсюда подсознательный вывод: журналист – хороший, а те, чьи дела он «расследует»,— плохие, они виновны если не в преступлении, то уж точно в злоумышлении. В основе журналистского расследования часто лежит презумпция виновности, причем, как правило, вина даже не доказывается, а внушается читателю или зрителю мощным и разноплановым воздействием на его психику. Для меня желание авторов «заставить сопереживать», а не думать,— это предупреждение о заведомо ненаучном и субъективном характере передачи. И смотреть ее я буду как художественный, а отнюдь не как документальный фильм. Мне интересно, какие средства автор передачи выберет, чтобы заставить зрителя ему поверить, какую предпочтёт музыку, как смонтирует фильм, какие видеоэффекты применит. Мне очень интересны реакции героев фильма на то или иное событие — их восприятие, чувства и мысли. Но я твердо знаю, что все это – материал для изучения психики конкретной личности, а вовсе не самого явления, на которое эта личность (режиссер или персонаж) реагирует. На основе конкретной программы «Опасный мир» нельзя было составить верное представление о деятельности ПО «Маяк». Потому что «расследователи», в отличие от исследователей, не подчиняются замечательному требованию к свидетелю в суде: «ѕговорить правду, всю правду и ничего, кроме правды». Готовя программу, они используют старинный рецепт замечательной колбасы «из мяса рябчика с добавлением конины»: на один рябчик факта –конь домысла. Объективное рассмотрение проблемы требует прежде всего признания и осознания того факта, что ведомство, во времена которого произошли все радиационные аварии на «Маяке», и нынешний Минатом принципиально отличаются по характеру и стилю деятельности. Можно ли себе представить тележурналиста на предприятиях бывшего Средмаша? Можно ли было вообразить, что Средмаш даст журналисту допуск на аварийные территории и позволит собирать на себя досье? Права критиковать действия Средмаша была лишена даже научно-техническая общественность, что уж говорить о журналистах! Так что фильм «Опасный мир», независимо от желания авторов, в первую очередь является свидетельством положительных эволюционных изменений, произошедших в атомной отрасли.
Давайте попробуем проследить эту эволюцию, используя алгоритм, предложенный А.Норкиным: распознаем прошлое, расскажем о настоящем и посмотрим в будущее.
Производственное объединение «Маяк» — первое в СССР предприятие, созданное для производства плутония в военных целях. Пуск радиохимического завода состоялся 22 декабря 1948 года, а первую продукцию он дал уже через три месяца. Сразу же начало действовать и второе предприятие объединения, где плутоний проходил окончательную обработку. 29 августа 1949 года была испытана первая советская атомная бомба, созданная на основе плутония, полученного в ПО «Маяк». А через восемь (!) месяцев было создано оружие, в котором страна нуждалась для обеспечения безопасности. По воспоминаниям Н.С. Хрущева, Сталин форсировал создание атомной бомбы, потому что «стал бояться Америки». В 1948 году он был уверен, что США готовят нападение на Болгарию, и лично диктовал болгарским руководителям мероприятия по укреплению болгарских границ (Н. С. Хрущёв. «Воспоминания». М., 1997 г.). Хрущев пишет: «ѕ пытаясь терроризировать нас на суше, море и в воздухе, США давили на СССР ещё и экономически: требовали уплаты за услуги по ленд-лизу, не торговали с нами и не позволяли другим. Все это еще больше пугало Сталина». Дело обстояло так: если будет прямой военный конфликт с США, то он разрешится не в пользу СССР. Поэтому началось развитие военной промышленности вширь и вглубь. Не забудем: только что окончилась вторая мировая война. И без того разрушенная страна была доведена до предела бесконечными капиталовложениями в оборону. Хрущев пишет: «Имели забот полон рот в связи с внутренним положением СССР. ѕХлеба и мяса не хватало, масла просто не было». Можно ли представить себе, что в таких условиях правительство будет тратить деньги и средства на защиту окружающей среды и требовать от военно-промышленного комплекса мероприятий по охране природы, которые неминуемо затянут и усложнят процесс создания бомбы? А что бы выбрали вы, мой читатель, на месте руководителя страны, да и на своем собственном: локальное радиационное загрязнение из-за временного несовершенства военного производства или судьбу Хиросимы и Нагасаки, которые США бомбили в 1946 году? Вспомните: Карибский кризис в 1963 году закончился миром только потому, что СССР имел возможность нанести ядерный удар по территории противника. Как говорил один из американских президентов, «для нас неприемлема война, в ходе которой на территории США разорвется хотя бы одна советская бомба». Сброс жидких радиоактивных отходов (ЖРО) в реку Теча был вынужденной и неизбежной мерой. Способ полного обезвреживания ЖРО, которые образовывались при радиохимическом выделении плутония в огромных объемах, ещё не был найден. Несовершенными были технологии приема, обработки, очистки и хранения ЖРО. Возникали аварийные ситуации на производстве. И не было тогда ни опыта обращения с новым, опасным видом промышленных отходов, ни знаний о поведении радиоактивных веществ в окружающей среде и последствиях радиоактивного загрязнения. Экологические требования и нормативы, за несоблюдение которых сейчас осуждают творцов атомной бомбы, появились много времени спустя. Но нельзя судить прошлое по законам сегодняшнего дня. Нельзя делать прогнозы на будущее, отталкиваясь только от опыта прошлого, словно не существует прогресса в научном знании, техническом вооружении, организации производства. И нельзя игнорировать тот несомненный факт, что за прошедшие десятилетия ценность человеческой жизни на территории бывшего СССР стала как никогда ранее высока. В программе «Опасный мир» говорилось, что «по замыслу ученых» радиоактивные воды из Течи должны были попасть в Ледовитый океан и там разбавиться до нулевой концентрации. «Но ученые просчитались». Давайте расставим акценты правильно. Это был не «замысел», поскольку речь идет не о злоумышленниках и не о беспечных людях. Это были именно расчеты, которые оказались неверными, поскольку производились на основе неполного тогда знания. Придя к выводу о необходимости слива ЖРО в Течу, руководители атомного проекта обратились в Минздрав СССР с предложением установить допустимые нормы облучения населения. Правда, сперва предполагалось, что сбрасывать в реку будут только низкоактивные, очищенные ЖРО. Во все времена люди «хотели, как лучше», а получалось «как всегда». В 1949-1951 годах в Течу поступали при нормальной работе не только низко, но и среднеактивные ЖРО, а в аварийных случаях — небольшое количество высокоактивных отходов. С 1951 года в Течу попадали уже только низкоактивные нетехнологические ЖРО (сбросы из прачечных и санпропускников и т.п.). А с 1956 года все сбросы переведены в бессточное озеро Карачай. С 1951-го по 1959 год из наиболее неблагополучных 20-ти населенных пунктов по берегам Течи было переселено 7,5 тысяч человек. Сброс ЖРО в водоемы, к сожалению,— типичная мировая практика в военной промышленности прошлого века. Хэнфордский ядерный центр (США) по крайней мере до 1959 года сбрасывал их в реку Колумбия; ядерный комплекс в Селлафилде (Великобритания) до 1992 года — в Ирландское море. Активность этих сбросов в целом сопоставима с активностью сбросов ПО «Маяк» в 1949-1951 гг.
Давайте соберём вместе факты из прошлого, которые достойны того, чтобы «оставить отпечаток в памяти телезрителя». Ущерб природе и здоровью населения вдоль Течи был нанесен при создании атомной бомбы и тогда предпринимались все возможные в тех условиях попытки его уменьшения. Размеры ущерба стали известны лишь много времени спустя. Наличие у СССР атомного оружия стало (и остается до сих пор) решающим фактором, сдерживающим агрессию США. По причине сброса ЖРО в Течу радиационному воздействию (от значительного до практически незаметного) подверглись 124 тысячи человек, проживавших на ее берегах («Ядерная энциклопедия», М., Фонд Ярошинской, 1996). Советская атомная бомба защитила от войны примерно 170 млн. человек – население нашей страны в конце 1940-х — начале 50-х годов. Андрей Норкин подвергает сомнению саму необходимость деятельности «Маяка», поскольку, говорит он, ни один вражеский солдат не пострадал от советской атомной бомбы. Но цель-то была другая: сделать так, чтобы благодаря ядерному равновесию с США и НАТО от чужой атомной бомбы не пострадал ни один гражданин СССР. И это вполне удалось.
В сентябре 1957 года из-за технической неисправности в хранилище высокоактивных ЖРО на «Маяке» произошел выброс и под радиоактивным следом оказалась территория общей площадью 23 000 кв. км, на которой были расположены 217 населенных пунктов с общей численностью населения 270 тысяч человек (см. «Итоги изучения и опыт ликвидации последствий аварийного загрязнения территорий продуктами деления урана». М., Энергоатомиздат, 1990). В течение полутора лет были переселены жители 19 населенных пунктов (около 10 тысяч человек), которые оказались в зоне сильного загрязнения. Остальному населению специальными мероприятиями (организационными и агромелиоративными) была обеспечена возможность длительного безопасного проживания на территории следа. Еще одна трагедия случилась в 1967 году. Береговая полоса озера Карачай (открытого хранилища ЖРО) обсохла, и ветер разнес радиоактивную пыль по площади 2700 кв. км, которая уже была загрязнена в 1957 году. В той или иной степени были затронуты 63 населенных пункта с численностью 41,5 тысячи жителей.
Чтобы определить общее число пострадавших, авторы «Ядерной энциклопедии» суммируют численность населения во всех населенных пунктах, отнесенных к загрязненной зоне по результатам каждой из трех аварий, и получают примерно 436 тысяч человек. Это неверно. Во-первых, очень многие населенные пункты фигурируют в отчетах из раза в раз, но трижды упомянутое селение не превращается в три самостоятельных пункта. Во-вторых, «пострадавшим» является не каждый житель местности, а только тот, чьё здоровье или собственность действительно пострадали именно вследствие аварии.
Опасность для здоровья связана с полученной дозой облучения. Доза облучения зависит от уровня загрязнения и сроков пребывания человека на загрязненной территории: чем выше мощность дозы, тем короче должно быть пребывание на ней. Загрязнения распределяются по местности мозаично и могут сильно отличаться даже на территории одного и того же посёлка. В 1957 году уже к концу первых суток был исследован район протяженностью до 50 км по ходу радиоактивного облака, и определены три пункта, где население могло получить в сутки дозу гамма-излучения свыше 10 рентген (от 14 до 36). Все жители отсюда были тогда срочно вывезены по инициативе и силами «Маяка». Такая крайняя мера, как эвакуация, была в данном случае оправдана, поскольку защищала здоровье людей. Действительно, ни у одного переселенного не возникло острой лучевой болезни. В остальных поселках возможная максимальная суточная доза гамма-излучения не превышала двух рентген. Еще через 1-1,5 года эвакуировали население с территорий, где более длительное пребывание становилось опасным из-за накопления радиоактивных веществ в организме. Всего же в трех рассмотренных аварийных ситуациях было эвакуировано 18 тысяч человек. Условия, в которых они оказались вследствие аварий, были опасны с медицинской точки зрения, потому что облучение превышало «норму» – дозу, которая для организма безвредна (по крайней мере по сравнению с другими факторами). Вот эти-то 18 тысяч и должны быть отнесены к пострадавшим от деятельности «Маяка». Андрей Норкин оперирует количеством 500 тысяч пострадавших. Зачем ему такое несомненное и безосновательное преувеличение опасности «Маяка»? Чтобы напугать зрителей. А зачем их пугать? Очень просто: чтобы они выступили против переработки на «Маяке» отработанного ядерного топлива (ОЯТ).
В анонсе передачи нас честно предупреждали, что авторы столкнутся «с интересами властей и бизнеса». «Столкновение» — это взаимодействие противоположно направленных сил. Минатом, подавляющее большинство депутатов Государственной Думы, Президент — это сила, заинтересованная в переработке. А кто представляет противоположные интересы? Вероятно, те, кто финансировал программу «Опасного мира». Кто бы ни были эти люди, они действуют никак не под влиянием эмоционального порыва, поскольку переработка ОЯТ — вопрос международной политики и связана с действительно большими деньгами. На таком высоком уровне «порывы» не допускаются (что, кстати, совершенно правильно). Но не будем пока говорить об интересах неизвестных нам личностей. Давайте лучше приведем соображения, которыми руководствуются Президент, Минатом и депутаты Думы.
Все три аварийные ситуации на ПО «Маяк» были связаны с радиоактивными отходами: их переработкой и хранением. Поэтому вполне оправдано предположение рядового гражданина, что такая деятельность в принципе опасна, и опасность тем больше, чем больше отходов подвергается переработке. Стало быть, те страны, которые отправляют ОЯТ на переработку в Россию, избавляются таким образом от опасности. Россия становится радиоактивной свалкой цивилизованных стран, а «Минатом получает за эту сделку 20 миллиардов долларов» (цитата из программы). Картина получается пугающая, но неверная. Начнем по порядку.
«Маяк» создавался полвека назад. Это была, в сущности, другая страна – нищая, технически неразвитая, вышедшая из одной войны и готовящаяся к другой, ядерной. Все силы были направлены на ликвидацию главной опасности — военной. Все прочие опасности по сравнению с ней казались (да и были) незначительными. Поэтому Средмаш, создававший бомбу, был избавлен от всех формальностей и имел исключительные полномочия. Контроль радиационной безопасности был внутриведомственным: Средмаш решал эти вопросы по своему усмотрению. И руководили работами люди совсем другого поколения, большевики Берия, Первухин и другие, для кого условия жизни населения были понятием отвлеченным. Сейчас на основе опыта, в том числе и отрицательного, разработана надежная методика хранения отходов в любом виде: жидких, твердых, отработанного топлива из реактора. Есть нормативная база, включающая санитарные нормы для населения и персонала, и методы контроля. Пренебрегать нормами сейчас невозможно. С 1982 года действует независимое контролирующее и регламентирующее ведомство: — Госатомнадзор. Любое радиационно опасное производство жестко контролируется им на всех стадиях — проектирования, строительства, эксплуатации и снятия с эксплуатации. Кстати, подобные изменения произошли и в США. «Манхэттенский проект» создания атомной бомбы под руководством генерала Гровса был начат в 1942-м и завершен в 1944 году. Сейчас только экспертиза любого атомного объекта занимает в Штатах более 10 лет.
Андрей Норкин называет цифры: на предприятиях атомной отрасли произошло всего 250 аварий, из них 39 – за последние 10 лет. Но сколько из них были радиационными? Приведенный в качестве примера инцидент — полное обесточивание всех объектов на «Маяке» — не имел и не мог иметь радиационных последствий ни для персонала, ни для населения. Урон от такой аварии на предприятиях переработки ОЯТ — чисто экономический. Атомная станция – дело другое. Там процессы идут при высоких температурах и высоком давлении. Кроме того, реактор представляет собой главную радиационную опасность. Поэтому угроза радиационного загрязнения в основном сосредоточена на АЭС и трепетное боязливое отношение к ОЯТ, таким образом, ничем не оправдано. Если вы чего-то боитесь, то закрывать надо именно АЭС. Так, как это делается в Швеции или Германии, где разработана долговременная — на 20-30 лет — программа вывода из эксплуатации действующих АЭС и постепенная замена их другими типами электростанций. Но пока есть действующие АЭС, а будущее энергетики — в их развитии, бессмысленно закрывать перерабатывающие ОЯТ заводы и хранилища. С точки зрения собственно радиационной безопасности все формы хранения одинаковы — будь это переработанные отходы или сборки с ОЯТ. Переработка не уменьшает активности. Ее назначение – извлечь уран, который снова может быть пущен в дело. Создание замкнутого, безотходного цикла — вопрос экономики и экологии.
Приглашённый на программу Норкина в качестве консультанта профессор М. Зеликин совершенно правильно говорил, что при переработке 1 тонны ОЯТ образуется 2000 тонн жидких радиоактивных отходов. Но при монтаже режиссер обрезал продолжение фразы. А продолжение таково: это количество жидкости (раствор урана) упаривается до нескольких тонн. В исходной тонне ОЯТ содержится максимум 4-5 % продуктов деления, из которых только примерно 20% (одна пятая часть) радиоактивны. Таким образом, в каждой тонне ОЯТ радиационно опасны примерно 10 килограмм. Остальное вещество после обогащения используется для изготовления новых тепловыделяющих элементов. Упаренная же вода конденсируется и вновь используется в технологическом цикле: ее не надо ни сливать, ни хранить. От одного реактора за год поступает на переработку 25-30 тонн ОЯТ, а в хранилище отправляется 250-300 килограмм остеклованных твердых отходов — это аккуратные, небольшие по объему коррозионно стойкие брикеты, которые не требуют искусственного охлаждения. Остекловывание концентрирует радиоактивность навечно и делает невозможным её распространение в окружающей среде. Так что радиоактивные свалки возникают не там, где есть хранилища, а совсем наоборот — там, где их нет.
Надо хорошо понимать, что ОЯТ, не ввезенное в Россию, отнюдь не останется без переработки и хранения. Этим немедленно и с удовольствием займутся другие страны. Переработку “чужих” отходов с экономической выгодой для себя производят Англия, США и Франция. Пресловутые миллиарды долларов Минатом не “получит за сделку”, а заработает для страны. С этой суммы будут уплачены солидные налоги в федеральный и местные бюджеты. Остальное заранее расписано Госдумой на осуществление важных мероприятий, направленных в конечном итоге на усиление радиационной безопасности населения. Современный «Маяк» — это крупное производство. Оно создавалось в расчете на широкомасштабное развитие атомной энергетики. Под соглашения с Финляндией, Чехией, Словакией, Венгрией, Болгарией и Кубой, а позже – с Литвой и Украиной в России были сделаны большие капиталовложения на создание системы переработки и хранения ОЯТ. Обслуживая только российские АЭС, комбинат будет убыточным предприятием, не окупающим даже стоимости строительства. Но при переработке не сотен, а тысяч тонн в год он станет выгодным. Мы не настолько богаты, чтобы позволить себе омертвлять капитал. В «Маяк» вложены деньги, и он должен приносить прибыль. Так что бизнесмены, поддержавшие принятие закона о ввозе в Россию ОЯТ, руководствовались вполне понятными и, главное, общими интересами. А что же политики? Обратили ли вы внимание, читатель, что переработка топлива осуществляется на предприятии, которое было создано для производства оружейного плутония, «начинки» атомной бомбы? Это не случайно. Линия переработки и технология для оружейного плутония такая же, как для ОЯТ. От военного производства так же легко перейти к мирному, как и наоборот. Распространение технологии переработки топлива означает, по существу, увеличение числа держав, могущих иметь атомное оружие и, следовательно, возрастание угрозы атомной войны. В 1970 году вступил в силу бессрочный международный договор о нераспространении ядерного оружия. Он обязывает ядерные державы (Россию, США, Англию, Францию и Китай) не стимулировать другие страны к производству ядерного оружия. В 1970-1980 годах СССР заключил межгосударственные соглашения о строительстве АЭС на Кубе, в Финляндии, Венгрии, Чехословакии и Болгарии. По этим соглашениям СССР должен был снабжать построенные при его участии АЭС свежим топливом и принимать отработанное топливо для переработки и хранения. Правопреемница СССР, Россия, запретив ввоз радиоактивных материалов, одновременно нарушила договоренности с этими государствами и договор о нераспространении ядерного оружия, поскольку фактически создала стимул к созданию в названных странах собственных линий переработки топлива. Надо ли говорить, что нарушение международных договоренностей не делает чести России? Мало того. Пока действовал запрет на ввоз ОЯТ, Россия потеряла таких клиентов, как Финляндия, Чехия, Венгрия, Словакия. Теперь топливо в эти страны поставляют и принимают на переработку Англия и США. Если бы не был принят закон о ввозе ОЯТ, мы лишились бы и последних работодателей — Болгарии, Латвии и Украины. Здесь действительно столкнулись интересы бизнесменов и политиков — отечественных и зарубежных. И по всему выходит, что «зеленые» и журналисты, в массе своей сопротивлявшиеся принятию упомянутого закона, выступали не на стороне России. Есть еще одно соображение. Так как ядерные державы не могут по договору никому продать лицензию на переработку топлива, каждый раз в других странах эту технологию будут создавать заново. Значит, заново, с нуля они будут проходить неизбежный для новичков путь проб и ошибок, приводящих к радиационному загрязнению среды. Что же лучше: контролировать безопасность на отечественном предприятии или быть заложником новичков? Утверждение Норкина, что при транспортировке ОЯТ произошло значительное число аварий, неверно. За последние 40 лет в мире перевезено свыше 100 миллионов упаковок радиоактивных веществ без каких-либо аварий. За это же время только при перевозках бензина погибли 1100 человек. («Ядерная энциклопедия»).
Похоже, что отечественные политики и бизнесмены, даже если они при этом отстаивают какие-то собственные интересы, в общем и целом действуют в данном случае в интересах большинства россиян. Экологические же организации финансируются зарубежными фондами, которые, в свою очередь, получают деньги от фирм, конкурирующих с российскими предприятиями за право переработки ОЯТ. Еще древние римляне учили во всяком деле искать силу, которой выгодно совершённое деяние. Не будем наивными и мы. Программа «Опасный мир» финансировалась кем-то, кто не хочет уступить России выгодный заказ.
В начале программы больной юноша, Рамзис Файзуллин, спрашивает нас, что будет с ним и остальными жителями Челябинской области через 40 лет, если «Маяк» продолжит свою работу. Вопрос звучит драматически: у Рамзиса — гидроцефалия, причиной которой, по заключению врачей, стала мутация генов, и он боится, что его дети тоже родятся больными. Жизнеспособная мутация – редчайший случай, один на все 500 тысяч жителей, которых Норкин считает пострадавшими от деятельности «Маяка». Но среди облученного населения берегов Течи зарегистрировано 64 случая хронической лучевой болезни и отмечена избыточная частота мертворождений. В этой группе за 29 лет с начала облучения частота онкологической смертности на 8% превышала показатели для необлученного населения. В течение первых пяти лет с начала радиоактивных сбросов смертность из-за болезней органов кровообращения и в результате снижения иммунитета к инфекциям была почти на 5% выше, чем в среднем по стране (см. «Радиационные аварии»). К проблемам Течи, требующим скорейшего разрешения, специалисты относят: необходимость улучшения качества медицинской помощи и медицинской профилактики местным и отселенным жителям; обеспечение радиационной безопасности населения в среднем течении реки; ликвидацию или локализацию существующего радиоактивного загрязнения реки и поймы; устранение риска аварийных сбросов; социально-экономическую компенсацию сохраняющегося ущерба населению и экономике прибрежной территории. Это официальный перечень, и выполнение всех его пунктов поднимет уровень жизни населения, по крайней мере до приемлемого, то есть соответствующего современным нормам. А деньги на осуществление необходимых мероприятий хочет и по справедливости должен заработать виновник всех бед — «Маяк». Больше некому. Поэтому попытки лишить комбинат заработка направлены не на улучшение положения пострадавших жителей, а на его ухудшение.
Радиационно загрязненный мир опасен, и средства уменьшения радиационной опасности отвергать нельзя. Если, конечно, некоторые «продвинутые» журналисты не хотят, чтобы лестное для их репутации «столкновение с интересами властей и бизнеса» не оказалось столкновением с интересами народа.
Рисунок Игоря СМИРНОВА
