профессор Московского геологоразведочного университета
Театральный роман
В день 17 марта 1776 г. Московская полицмейстерская канцелярия выдала десятилетнюю привилегию на публичную театральную деятельность губернскому прокурору, князю П. В. Урусову. Ему дозволялось устраивать в Москве публичные театральные представления, а также концерты, «воксалы» и маскарады. Тогда в первопрестольной постоянного театра не имелось, но многие «охотники разных сословий» из дворян, мещан, купцов, приказчиков и крепостных давали представления в наемных или собственных залах. Во владении лейб-гвардии капитан-порутчика Матюшкина выступал с дворней служитель дому Илья Зверев. Собирались и разбегались труппы из бывших студентов Казанской семинарии, Славяно-греко-латинской академии.
То был домашний, любительский театр, где играли не столько для зрителя, сколько для
себя. Пару лет держал московскую антрепризу «оперист» Локателли со смешанной труппой из итальянских и русских артистов, его сменил полковник Титов, наезжали иноземные гастролеры…
Князь Урусов был страстным поклонником театра, содержал на собственные средства театральную труппу, но озаботился созданием постоянного московского театра, для которого надеялся построить здание. Дата 17 марта 1776 г. (все даты по старому стилю) вошла в историю отечественной и мировой культуры как день основания в Москве Большого театра, рождения постоянной театральной труппы. Она состояла из актеров и актрис, балетных танцоров и танцовщиц, а также музыкантов – всего 43 человека, многие из которых были выпускниками Московского университета.
Практическая деятельность антрепризы началась в июне того же года, когда Урусов «взял в товарищество» Михаила Медокса (1747-1822). Михаил Егорович (Майкл, Меккол Маддокс) приехал в Россию из Англии в 1766 г. Первое время он выступал фокусником и эквилибристом, развлекая публику обеих столиц «механическими и физическими представлениями», о которых печатал объявления в «Санкт-Петербургских» и «Московских ведомостях». Имея светлую голову и золотые руки, Медокс изготовил выдающееся произведение часового искусства, подобное соборным башенным часам. Известный московский театрал Жихарев характеризовал Медокса как «человека необыкновенно умного, знатока своего дела и отличного директора театра, который умел находить и ценить таланты».
Для театральной антрепризы компаньоны арендовали дом графа Воронцова на Знаменке, где возвели деревянную пристройку, о которой Медокс писал в челобитной градоначальнику князю Прозоровскому: «Три деревянные стены, прирубленные к каменной составляли непрочное сооружение оного без всякого порядка и украшения внутри, без всякой удобности и важности, приличной публичному зданию снаружи». Несмотря на примитивность театрального помещения, спектакли труппы Урусова -Медокса с успехом показывались четыре года, причем ставились как оперы, так и драматические спектакли.
26 февраля 1780 г. «Московские ведомости» сообщили: «Контора Знаменского театра, стараясь всегда об удовольствии почтенной публики, через сие объявляет, что ныне строится вновь для театра каменный дом на большой Петровской улице, близ Кузнецкого мосту, который к открытию окончится нынешнего 1780 года в декабре месяце…» В этот же день вечером на представлении пьесы А. Сумарокова «Дмитрий Самозванец» «от неосторожности нижних служителей » случился пожар, и Знаменский деревянный театр за несколько часов выгорел дотла. После пожара расстроенный несчастьем и убытками князь Урусов продал свою долю Медоксу, который стал единоличным владельцем московской антрепризы до конца века и занимался строительством собственного театрального здания на Петровской улице.
Еще до пожара компаньоны приобрели у князя Лобанова-Ростовского горелую усадьбу на берегу Неглинки в самом центре Москвы, где с небывалой скоростью, всего за пять месяцев, поднялось трехэтажное кирпичное здание с белокаменными деталями и под тесовой крышей. Оно обошлось Медоксу в 130 тысяч рублей серебром, на 50 тысяч больше сметы. Архитектор Розберг поставил Медоксов театр фасадом на Петровскую улицу, отчего москвичи прозвали новопостроенный театр Петровским. 30 декабря 1780 г. «Московские ведомости» сообщили об открытии театра, «сооруженного для народного удовольствия и увеселения», где зрителям, которые удостоили «сегодняшнее открытие помянутого театра» давалось торжественное представление пролога «Странники» на музыку Е. Фомина и балета Л. Парадиза «Волшебная школа».
Медокс построил истинно московский театральный дом с обширной зрительной залой для 800 «благородных » зрителей и столько же публики вмещалось на галерее. Сохранился альбом «Планы и фасады театра и маскарадной залы в Москве, построенных содержателем публичных увеселений англичанином Михаилом Маддоксом», отпечатанный в типографии Московского университета. В альбоме дано подробное описание театрального здания, поэтому мы тоже можем его посетить. Снаружи театр был оформлен просто и скромно, но внутри имел европейский уровень красоты и удобства зрителей. Большая сцена зрительного зала, поднятая на два аршина, давала удобный обзор с круто поднимающегося партера, трех ярусов лож и галереи.
Театр имел «старую маскерадную залу в два света и карточную в один свет». В «дамском уборном кабинете» вниманию посетительниц предлагались модные журналы. К театру примыкала круглая «новопристроенная маскерадная зала» -«Ротунда», окруженная круглой коринфской колоннадой, «угольными кабинетами», оркестровым балконом, она великолепно освещалась 42 хрустальными люстрами, отражавшимися в больших зеркалах по стенам. Диаметр залы составлял около 40 метров, где по свидетельствам современников праздничные маскарадные балы собирали почти 2 тысяч человек. Декораторами и механиками Медоксова театра работали знаменитые мастера того времени – Гонзаго, Гильфердинг, Валезини, Бибиена.
Декоратор Бибиена оформил театральный занавес и несколько спектаклей, включая знаменитую трагедию «Эдип в Афинах». О его декорациях к балету «Неаполитанские веселости и огнедышащая гора Везувий» сообщали «Московские ведомости»: «Сия гора, для большего удовольствия почтенной публики, представит одну из любопытнейших и в здешнем городе никогда невиданных зрелищ: она будет изрыгать в великом множестве огонь, пепел и лаву. Художник изощрил все свое старание в подражание природе, чтоб зрители могли иметь ясное представление об этом странном феномене».
Ложи в Петровском театре брали на год и отделывали по собственному разумению обоями, мебелью, драпировками. Получалась домашняя ложа-гостиная, куда заглядывали обменяться впечатлениями взыскательные театралы-соседи, причем некоторые из них переводили и сочиняли пьесы, пополняя репертуар. Источником пьес служила университетская библиотека, «состоящая из знатного числа книг на почти всех европейских языках, в удовольствие любителей наук и охотников для чтения», о чем извещали «Московские ведомости». Библиотекой заведовал поэт Херасков и он же одновременно руководил университетским театром, где играли студенты Фонвизин и Плавильщиков.
Актерская карьера Плавильщикова состоялась потом в Петербурге, где он подружился с И. А. Крыловым и сотрудничал в его журнале «Зритель». Конфликт с властями вернул актера в Москву, где зрители Петровского театра по достоинству оценили его талант трагика и драматурга. В комедии «Сиделец» Плавильщиков показал темные стороны жизни купечества и был, таким образом, предшественником А.Н. Островского.
Оставил карьеру чиновника и сделался «первым комиком на русских сценах» потомственный дворянин С. Зандукели, выступавший под фамилией Сандунов.
К радости московской публики он приехал с женой к Медоксу также после конфликта с властями предержащими. «Сандунов действительно был актер необыкновенный, по уму гибкому и просвещенному, по таланту сценическому. Молиер расцеловал бы нашего Скапена, если б даже не понял по-русски»,- писал журнал «Репертуар и Пантеон». В комедии Клушина «Алхимист» Сила Сандунов «являлся в семи разных персонажах и очень смешил публику». Меццо-сопрано Е. Сандуновой пленяло слушателей Петровского театра «голосом чистым как хрусталь, и звонким, как золото, она соединяла удивительное мастерство пения, прелесть и грацию игры…Это был один из тех народных талантов, которыми Россия гордится»,- отмечал критик Ф. Кони. Столь же восторженно отзывался современник об игре драматической актрисы Синявской: «Не было роли, которой она не скрасила бы игрою, и не было такой, которая от игры ее утратила бы хоть на золотник смысла и значения».
Непременным расположением зрителей пользовались оперы, почему театр прозвали «Оперным домом». Исполнялись оперы первых русских композиторов Фомина («Мельник — колдун, обманщик и сват»), Матинского («Санкт-Петербургский гостиный двор»), Пашкевича («Несчастье от кареты»). Позже полюбились москвичам оперы приехавшего в Россию композитора и дирижера Кавоса, отца будущего архитектора Большого театра.
Игрались комедии Фонвизина («Недоросль»,»Бригадир») и Плавильщикова («Братья Своеладовы, или Неудача лучше удачи»), мелодрама «Орфей» с принадлежащими к ней балетами и хорами адских фурий в древнем греческом вкусе, сочинения Фомина, «Медея и Язон» с балетом и музыкой Бенда в переводе с немецкого сочинителя «Отца семейства» Н. Сандунова» (брат Силы Сандунова, юрист, профессор Московского университета, драматург, переводчик, постоянный автор Медоксова театра). Шли пьесы И. А. Крылова, А. П. Сумарокова, а также Гольдони, Бомарше, Вольтера, Шекспира, Лессинга, Шеридана.
В балетных спектаклях преобладали национальные картины-дивертисменты из фламандского, венгерского, русского или турецкого быта. Особой популярностью пользовался «Цыганский балет». Показывали мифологические («Аполлон и Дафна»), героические («Взятие Очакова»), азиатские и американские («Счастливое кораблекрушение», «Побежденные людоеды») балеты.
Развитию балетного мастерства и репертуара способствовала деятельность балетной школы Воспитательного дома, которая с 1784 г. отошла во владение Медоксова театра, где спустя год балетная труппа располагала 50 артистами, а оркестр состоял из 30 музыкантов. Всего за тридцать лет своего театрального романа Медокс осуществил 425 драматических, оперных и балетных спектаклей, что требовало значительных усилий труппы небольшой численности, и высокого профессионализма ведения театрального дела.
Медокс работал в суровых условиях профессиональной конкуренции. Контора императорских театров порой приглашала актеров на столичную сцену, а зрителей приходилось делить с первым богачем России – графом Шереметевым, чья труппа также давала представления круглый год – зимой на Никольской, летом – в Кускове и Останкине. В сердцах антрепренер сочинил, было, кляузу, что Шереметевский театр сманивает его публику.
Однако Медокс не только держал антрепризу, он в течение четверти века создавал и определял уровень театральной культуры Москвы. В своем театре Медокс первым в мировой театральной практике создал художественный совет, который осуществлял репертуарную политику, распределял роли и решал другие творческие вопросы. Драматург и переводчик С. Глинка вспоминал: «Когда сочинители и переводчики приносили к Медоксу произведения свои, он приглашал актеров на совещание: принять пьесу или нет. Если принятие по прочтении предлагаемой пьесы утверждалось большинством голосов, тогда содержатель удалялся, предоставляя каждому выбор своей роли. Потом возвращался на совещание с новым вопросом: во сколько времени принятая пьеса может быть выучена? Срока на это нигде не убавлял, но, смотря по пьесе, и не прибавлял.
Были тогда в Московском театре подле оркестра табуреты, занимаемые, так сказать, присяжными любителями театра. У некоторых из них имелись и свои домашние театры. Содержатель приглашал и их, и сочинителей, и переводчиков на репетицию. Если приглашенные лица единодушно утверждали, что пьеса идет успешно, и что каждый из актеров вник в душу роли своей, тогда назначалось главное представление. В противном случае отлагалось еще на время. Повторение так изощряло память, что суфлер почти вовсе был не нужен.
Медоксов театр развлекал публику и воспитывал молодое поколение москвичей, которые все больше находили «свою забаву в чтении книг, музыке, в зрении театрального представления, нежели в гонянии голубей или травле зайцев».
Московский генерал-губернатор князь Долгорукий-Крымский обеспечил Медокса новой десятилетней привилегией до 1796 г., но финансовые дела антрепризы становились все хуже. В итоге театр отошел за долги в казну, под управление Конторы императорских театров, а императрица Мария Федоровна за заслуги Медокса в создании русского театра, назначила ему пожизненный пенсион в 3 тысячи рублей. Самый страшный удар судьбы случился внезапно, 22 октября 1805г., перед началом представления оперы «Днепровская русалка». «В четыре часа пополудни по причине гардеробмейстера Карла Фелкера, бывшего с двумя свечами в гардеробе, вышедшего оттуда и оставившего оные там с огнем, сделался пожар, от которого весь театр сгорел». Из села Всехсвятского на Петербургской дороге (ныне р-н метро «Сокол») С. П. Жихарев увидел «над Москвою преогромное зарево пожара. Долго-долго стояли мы в недоумении, что такое так жарко гореть могло, пока едущий из Москвы почтальон не объяснил, что горит Петровский театр и, несмотря на все усилия пожарной команды, едва ли она в состоянии будет отстоять его.» На следующий день мемуарист убедился, что «Петровского театра как не бывало, кроме обгорелых стен, ничего не осталось.»
Однако огонь пощадил маленький деревянный домик возле театра, где жил со своей семьей Медокс.
После пожара труппа Медокса выступала в доме князя Волконского на Самотеке, затем в манеже Пашкова дома на Моховой, где 10 февраля 1806г. состоялось ее последнее выступление. На следующий день она перешла в казенное управление и сделалась Императорской московской российской труппой, для которой спустя два года архитектор К. Росси построил деревянный Арбатский театр в самом начале нынешнего Гоголевского бульвара. Красивый удобный театр самоотверженно работал во время войны 1812 г. и тогда же сгорел дотла.
Пятнадцать лет стояло пепелище Медоксова театра. Зимой его заносило снегом, весной и летом обгорелый остов высился над топким болотом. После Отечественной войны учредили Комиссию для строений, которая занялась планировкой и застройкой послепожарной Москвы. Строптивую Неглинку заключили в трубу, чем значительно осушили прилегающую местность и занялись ее благоустройством. Комиссия составила план театральной площади с новым зданием театра, которое проектировал и строил московский «архитектор по фасадной части» О. И. Бове. Он использовал фундамент и три стены Медоксова театра, поместив среди них сцену нового строения и развернув его фасадом на площадь. В недрах нового театрального зала сохранились остатки стен бывшей «машкередной залы».
В день 6(18) января 1825 г. архитектору Бове достались первые восторженные аплодисменты зрителей вновь построенного Большого Петровского театра. Открылся театр прологом «Торжество муз» М. Дмитриева на музыку А. Алябьева и А. Верстовского. Фантастический спектакль показывал чудесное превращение руин Медоксова театра в прекрасный храм искусства в новом блеске и великолепии. Чудо совершал Гений России при содействии мифологических богов и муз. Роль Гения исполнил П. Мочалов, Аполлона — Н. Лавров, партию музы Эрато спела знаменитая итальянская певица Каталани.
Сцена современного Большого театра занимает то самое место в Москве, где ровно 225 лет тому назад поставил свой театр часовых и театральных дел мастер Михаил Егорович Медокс. Великий антрепренер создал культурные традиции театральной Москвы, а его театральное дело, как справедливо отмечал журнал «Репертуар и Пантеон», «воистину явилось тем горнилом, из которого родилось национальное русское театральное искусство.»
У Медокса было 11 детей, потомки их живут в Москве и Самаре. Таня Медокс учится в одном из московских вузов. В прошлом, юбилейном для Петровского и Большого театра году, произошло знаменательное событие в традициях вокзального романа Медоксовой антрепризы.
Продолжение вокзального романа Еще в апреле 1783 г. Медокс приобрел у «коллежского асессора и разных мануфактур содержателя» Саввы Яковлева за две тысячи рублей владение в «Таганской части», где устроил воксал – летнее увеселительное заведение, которое работало с середины мая по сентябрь. Воксалы возникли на родине М. Медокса в середине XVIII века по образу и подобию фольксхолла-воксала – поместья вблизи Лондона, где его хозяин устраивал балы, маскарады, театральные представления и фейерверки на природе. Московский воксал Медокса располагался в саду с прудом и боскетами, где находились павильоны, оркестры и буфеты.
На открытом воздухе, а в непогоду в «комнатном театре» игрались одно-двухактные оперные или драматические комедии. После представлений устраивали бал или маскарад, завершавшийся ужином. Сад имел роскошную иллюминацию фонарями, среди которых москвичи гуляли до двух часов ночи, уплатив за вход по рублю. В воксале выступали артисты Петровского театра, которые таким образом работали круглый год, давая более сотни спектаклей.
Память о Медоксовом воксале сохранилась в имени Большого и Малого Вокзальных переулков, расположенных между улицами Таганской и Б. Алексеевской.
Слово вокзал приобрело свое современное значение благодаря первой российской железной дороге, связавшей в 1837 г. Павловск и Петербург. В здании Павловского вокзала находился ресторан и концертный зал, где устраивали концерты с участием всемирно известных музыкантов. В Павловском вокзале впервые прозвучали знаменитые творения Глинки и Чайковского. Несколько сезонов оркестром дирижировал Иоганн Штраус, выступали Шаляпин, Собинов, Нежданова… Павловский вокзал потом переименовали в курзал, а крупные станционные сооружения на железных дорогах России стали именовать вокзалами.
Закономерен вопрос: почему театральный культурологический термин «воксал» превратился в транспортное понятие? Театр и вокзал работают по расписанию и на публику, которая приходит с цветами, смеется, радуется, грустит или плачет. Пассажиры и зрители имеют билеты, которые надо сохранять до конца представления или поездки. Московские железнодорожные вокзалы, построенные в начале прошлого века, представляют собой монументальные здания с выразительным архитектурно-декоративным оформлением. Великолепен Ярославский (Северный) вокзал Ф. Шехтеля, выполненный как театральная декорация в стиле сказочно-русского модерна. Железнодорожный вокзал, таким образом, унаследовал праздничность театрального здания и развлекательность «воксального» заведения.
Облик наших подземных метровокзалов также украсили торжественно-монументальные архитектурно-декоративные формы. Изначально Московский метрополитен планировался как обширный пространственный комплекс наземных и подземных сооружений большого общественного значения и комфортных условий для пассажиров, где ведущую роль играет архитектурная форма и ее декоративное убранство облицовочным камнем, цвет, рисунок и блеск которого создают эстетически-психологические условия среды обитания пассажиров. Первые Московские метровокзалы унаследовали замечательную местную, художественную традицию «каменного дела» в Московском государстве.
Художественно-декоративный облик станций первой линии создан известняком, также как стены Кремля, Грановитая палата и другие сооружения древней Москвы ХV века, выполненные из мячковского камня. Спустя много лет оказалось, что в отделке нынешних 165 станций метро преобладает белый мраморный камень соответственно историко-культурному феномену Москвы белокаменной. С первых станций Московского метро получил развитие историко-краеведческий принцип художественного оформления метровокзалов, которые в архитектурных формах передают картины истории Москвы и Отечества, а нередко воспроизводят колорит прилегающей местности.
В непосредственной близости к бывшему Медоксову и нынешнему Большому театру находится вокзал-станция «Театральная», чье изобразительное решение прекрасно отвечает ее современному наименованию и функциональному назначению в центре театральной Москвы. Архитектурно-декоративный облик станции ассоциируется с театральным залом, где колонны напоминают кулисы, пространство между колоннами — театральный занавес, освещенный светильниками, арочный проход между пилонами — портал сцены. Причем театральность лишена помпезности и обладает неповторимым очарованием уюта домашних театров русских дворянских усадеб.
Московское метро сразу сделалось своим, домашним и настолько любимым, что в справочнике по обмену жилплощади москвичи писали просто: «метро любое», имея в виду близлежащую подземную станцию-вокзал. 70 лет назад первое в СССР метро соединило два развлекательных адреса – «Сокольники» и «Парк культуры». К ним вскоре добавился «Измайловский парк», потом «Филевский», а совсем недавно «Парк Победы». Построенная в геологической среде Москвы огромная транспортная система признана лучшей в мире по двум показателям: количеству перевозимых пассажиров и архитектурно-декоративному облику.
Московское метро – это скоростной транспорт и великолепное зрелище каменного зодчества вокзалов-дворцов подземного города, где пассажир приобщается к прекрасному, созерцая изящные арки «Маяковской», изумляясь цветным мозаикам «Чеховской» и радуется домашнему уюту «Театральной» или «Бульвара Дм. Донского». Вокзалы Московского метро – это произведения архитектурно-декоративного искусства и музей цветного камня.
В современной России получают все большее развитие костюмированные праздничные представления, национальная традиция которых развивалась в вокзальном романе Медоксовой антрепризы. В духе старых московских праздников, с музыкой и ряжеными впервые прошло историческое, памятное действо в честь 70-летнего юбилея Московского метро. 15 мая 2005 г. на станции «Сокольники» состоялось театрализованное представление «Отправление первого поезда». Оно началось довоенными музыкальными мелодиями в исполнении С. Лемешева («Платком взмахнула у ворот»), Г. Виноградова («В парке Чаир распускаются розы»), В. Доронина («Расцвела сирень-черемуха в саду»). Гостям дарили копию газеты «Вечерняя Москва» от 14 мая 1935 г. и памятные значки. Живую примету прошлого изображали конные и пешие служители порядка в белых гимнастерках и касках. Привлекал внимание уличный торговец в сапогах и поддевке со связкой баранок на шее.
Гостей приветствовал начальник метрополитена Д. В. Гаев и сказал, что праздник метро – это праздник всей столицы, каждого москвича и пригласил прокатиться на литерном поезде «70 лет Московскому метрополитену». В поезд сели работники службы движения и пассажиры, они обменялись впечатлениями и выяснили, что первое театральное действие праздника метро прошло успешно и прибытие на станцию «Парк культуры» встретили аплодисментами.
Послесловие редакции
На следующий день в редакцию позвонил читатель Н. и поделился праздничными впечатлениями. Он рассказал, как в юбилейном поезде ехал рядом со странным пассажиром в клетчатом твидовом пиджаке. Н. вежливо спросил у него время, а тот ответил с легким английским акцентом, что часы стоят в Оружейной, и заспешил к выходу на станции «Парк культуры», где ступил пару шагов и вдруг сделался прозрачным, а после совсем пропал.
Одной из выдающихся работ Медокса являются уникальные часы «Храм славы», которые находятся сейчас в Московской Оружейной палате. Работу над их созданием Медокс начал в 1793 г. и окончил только в 1806 г. Изначально это настоящее произведение искусства предназначалось для императрицы Екатерины, которая была к нему очень благосклонна, но, к сожалению, тринадцатилетний труд механика-художника не достиг поставленной цели. Часы были изготовлены только после ее смерти.
«Храм славы» — большие бронзовые позолоченные часы с тремя позолоченными колоннами, установленными над музыкальным ящиком. Каждая колонка заканчивается фигуркой орлицы с распростертыми крыльями над орленком в гнезде. Через каждые пять минут из клюва орлицы падает жемчужина в раскрытый клюв орленка. На мраморном ступенчатом основании высятся четыре черно-бронзовые фигуры женщин, изображающие части света — Европу, Азию, Африку и Америку. Колонны соединены между собой гирляндами роз и других цветов из чеканной и золоченой бронзы. Между колоннами высится фигура античного героя Геркулеса с палицей. На пне укреплен большой круг, изображающий лучи солнца, и на нем белый циферблат часов. На циферблате находится надпись — «Михаил Медокс, Москва».
Эти часы являются исключительно сложным автоматом, основанном на взаимодействии самых различных механизмов, предназначенных для воспроизводства сцен и музыкальных номеров. Когда часы показывают и бьют три, шесть, девять и двенадцать раз, то куранты начинают играть, затем раздается органная музыка, после чего подымается занавес и нашему взору открывается во всем своем величии «Храм славы» и вид на ландшафт с водопадом, что с шумом свергается с утесов. Виден пьедестал, на котором установлена винтовая пирамида, и два лебедя, плавающие внутри пирамиды, в середине же пьедестала — звезда. Затем под аккомпанемент органной музыки появляются фигуры в освещении лучезарного солнца. Каждая фигура символически изображает одно из славных событий времен Екатерины II.
