В литературе, посвященной реформам ценообразования, налоговой, бюджетной, кредитной, денежной систем и других экономических институтов, получило распространение понятие «институциональные ловушки», появление которых связано с отсутствием необходимой согласованности макроэкономических регуляторов. Преобразования экономических институтов не могут осуществляться произвольно потому, что в экономике все взаимосвязано: уровень товарных цен и цена труда, гарантированный минимум оплаты труда и наполняемость бюджета, соотношение внутренних и мировых цен с валютным курсом, разница между ценами предприятий, контрактными и мировыми ценами с поступлением налогов и утечкой капитала и др. Поэтому, осуществляя изменения какого-то института без соответствующей трансформации правил для других институтов, мы создаем тупиковую ситуацию в решении стоящих перед нами задач. Дословный перевод термина «институт» с латыни означает установление. Первоначально этот термин применялся в юриспруденции и под ним подразумевалась совокупность норм права, регулирующих одно или несколько общественных отношений, связанных друг с другом, таких, как, например, институт брака. В экономической теории под «институтами» понимаются как традиции, обычаи, правовые нормы, так и формы организации общества и экономики: государство, системы планирования, ценообразования, денег, кредитов и т. п. Причем нередко придерживаются соединения в понятии «институт» как «правил игры», так и учреждений, ответственных за их разработку и выполнение. На наш взгляд, различия в терминологии не имеют существенного значения. Методологически более важно избежать ошибки, характерной для многих публикаций, когда не учитывается, какие социальные слои стоят за тем или иным общественным институтом или организацией. Сложность в том, что требуется не только учитывать, чьи интересы выражает та или иная институциональная норма или орган управления, но и проследить эволюцию различных социальных структур, и в первую очередь эволюцию правящего слоя. В современной экономике внутри правящего слоя формируется аппарат управления, который включает и лиц, не занимающихся административной деятельностью. Но это уже результат эволюции правящего слоя. Саморазвитие человеческих сообществ во многом определяется способностью правящего слоя к управлению обществом в условиях перехода от одной стадии общественного развития к другой.
Противопоставление экономических и административных методов управления носит искусственный характер. Институты государства возникли в процессе экономической эволюции как необходимый инструмент для соблюдения общесистемных интересов. Рынок и другие экономические структуры не могут существовать без административно-правового обеспечения прав физических и юридических лиц, без контроля над сделками, без организационной и информационной поддержки экономических процессов и т. п. Формы вмешательства или, точнее, участия государства в экономике претерпевают эволюционные изменения, они далеки от идеала, но участие государства в экономических процессах — это важнейшее достижение экономической эволюции, отказ от которого ведет к деградации и гибели экономики. В данном случае марксистский тезис об отмирании государства при коммунизме, повторяющий соответствующее положение либерализма применительно к капитализму, не имеет научных обоснований. Эволюция необратима, и государственные институты, однажды возникнув, могут отмереть только вместе с обществом.
Если не учитывать реформы собственности, то институциональные преобразования рыночного характера начались у нас в стране с принятием законов о либерализации внешнеэкономической деятельности (1987 г.) и о предприятии (1988 г.). Содержание первого закона ясно из его названия, а во втором главным была отмена директивного планирования. Внутренние цены в СССР были ниже мировых, и это соотношение устанавливалось не произвольно, а в силу объективной зависимости уровня товарных цен от цены труда и от цен на другие факторы производства. При государственной монополии внешней торговли разница между внутренними и мировыми ценами изымалась в доход государства. (Здесь и ниже под мировыми ценами следует понимать средние цены на международных спотовых биржах в рублевом исчислении согласно соответствующим валютным курсам.— Прим. ред.). После либерализации внешнеэкономической деятельности и отмены директивных заданий по поставкам на внутренний рынок предприятия и коммерческие структуры получили возможность присваивать доходы от разницы внутренних и мировых цен. Государство попыталось с помощью налогообложения экспортеров вернуть в доходы бюджета природную ренту, принадлежащую обществу. Но с либерализацией банковской деятельности экспортеры получили возможность не возвращать в Россию выручку от экспорта. Таким образом сложились и затем реализовывались угрозы финансовой безопасности, связанные с недополучением доходов бюджета, вывозом денежных средств за рубеж, частным присвоением природной ренты, имеющей общественный характер, и т. п. Чтобы получить большую выгоду из-за разницы между внутренними и мировыми ценами, компании и фирмы совершают такие манипуляции с отпускными ценами, за которыми статистика не в состоянии уследить с высокой точностью. Прежде всего обращает на себя внимание большая хаотичность колебаний соотношений мировых цен и цен, по которым совершаются сделки наших экспортеров и импортеров. Она вызвана следующими обстоятельствами. Во-первых, мировые цены на сырье и энергоносители, экспортируемые Россией, периодически «обваливаются», из-за чего Россия теряет крупные суммы экспортной выручки. Причем чрезмерная зависимость от экспорта сырья и энергоносителей сама по себе несет угрозу экономической безопасности страны. Во-вторых, хаотичность колебаний соотношений цен обусловлена возможностью для экспортеров и импортеров произвольно устанавливать контрактные цены ниже или выше мировых. Например, контрактная цена по нефти (цена, официально фиксируемая в контракте) в 1992—1993 гг. была близка к мировой, затем в 1994 г. резко снизилась до 34% от мировой. С конца 1994 г. данные по соотношениям контрактных цен «для ясности» исчезли из государственной статистической отчетности. В статистических сборниках появился показатель соотношения внутренних средних цен приобретения с ценами мировых рынков. Но и по этому показателю наблюдаются чрезмерно большие колебания. Так, по газу отношение внутренних цен приобретения к мировым в 1994 г. составило 30%, в 1995 г.—70%, в 1996 г.— 40%, в 1997 г.— 60%. Есть основания полагать: это тот «хаос», который не имеет объективных экономических причин, но представляет профессиональный интерес для налоговой полиции. Данные по двум основным экспортным товарам — нефти и газу — иллюстрируют провал попыток приблизить внутренние цены в России к мировым. Несмотря на хаотические колебания, внутренние цены на энергоносители до 1997 г. включительно приближались к мировым. В декабре 1998 г. разрыв между внутренними и мировыми ценами вновь резко увеличился. В этом случае наблюдается проявление так называемой «валютной институциональной ловушки». Дело в том, что понятие «мировая цена» весьма условно. Строго говоря, мы можем реально определять цены лишь в национальных денежных единицах. При определении «мировой» цены возникает вопрос о том, по какому курсу следует пересчитывать рубли в доллары или в иные валюты. В России официальным считается текущий курс Московской межбанковской валютной биржи, но этот курс не может быть признан в качестве истины в последней инстанции. Более того, биржевое определение валютного курса в переходной экономике несет в себе прямую угрозу национальной безопасности, так как чрезмерные колебания валютного курса не только подрывают денежную систему, но и приводят к резким изменениям соотношений цен. При формировании рыночных экономик в послевоенной Западной Европе в течение длительного периода курсы национальных валют определялись по так называемому паритету покупательной способности ППС). А в ФРГ при переходе к рыночной экономике функционирование валютного рынка было разрешено лишь через 10 лет после начала рыночных реформ. Механизм валютной ловушки таков: при девальвации рубля «мировая» цена, выраженная в рублях, увеличивается во столько раз, во сколько раз девальвировался рубль. После дефолта 1998 г. валютный курс рубля к доллару за несколько месяцев изменился в четыре раза. Соответственно, при неизменной внутренней цене на какой-то товар, его мировая цена в рублях могла увеличиться также в четыре раза. От увеличения разрыва в соотношении этих цен выигрывали экспортеры, но проигрывали импортеры, которые синхронно с обвалом валютного курса в 1998 г. стали повышать розничные цены на импортируемые ими товары. В конечном итоге это вызвало рост потребительских цен вне связи с инфляцией издержек. Таким образом, институциональная валютная ловушка возникает при чрезмерной девальвации рубля, которая вызывает, с одной стороны, увеличение разрыва внутренних и мировых цен на экспортную продукцию, а с другой — рост розничных цен на потребительские товары. Само по себе существование разницы между внутренними и более высокими мировыми ценами на сырье и энергоносители не представляет угрозы экономической и финансовой безопасности. Напротив, эта разница при равенстве валютного курса соответствующему ППС объективно представляет собой природную ренту России, и ее использование внутри страны жизненно необходимо как для пополнения бюджета, так и для развития отраслей экономики. Но получение эффекта от природной ренты не происходит стихийно и требует целенаправленной политики со стороны государственных органов, в том числе связанной с обеспечением финансовой безопасности страны. Не останавливаясь на всех аспектах этой политики, отметим важный момент, связанный с регулированием валютного курса рубля. Этот инструмент экономической политики дает положительный эффект в строго определенных рамках: установление курса обмена меньше паритета покупательной способности валют или равного ему эффективно и служит средством для увеличения поступлений в бюджет природной ренты, а также установления паритетных внутренних и мировых цен. Девальвация рубля сверх ППС приводит к отрицательным последствиям, упомянутым выше. Государственное регулирование валютного курса и цен на продукцию естественных монополий осуществляется во всех индустриально развитых странах. Оно требуется и России для того, чтобы устранить угрозу национальной безопасности, связанную с ростом внутренних цен, обусловленным действием институциональной валютной ловушки. Выше отмечалось, что девальвация рубля приводит к росту цен на импортируемые товары. По цепочке народно-хозяйственных и воспроизводственных связей рост цен на импортные товары распространяется на весь внутренний рынок товаров и услуг. Инфляция, обусловленная девальвацией, переходит в инфляцию издержек производства, и это уже представляет собой серьезную угрозу финансовой безопасности. Возникает вопрос: почему в США и странах ЕС при внутренних ценах не ниже, а по ряду товаров выше мировых не возникают рассмотренные выше ловушки, создающие угрозы экономической безопасности? Этого не происходит, так как в успешно функционирующих рыночных экономиках проводится веками отработанная политика развития внутреннего рынка путем увеличения платежеспособного спроса массового потребителя. Подобная политика обеспечивает повышение оплаты труда, и при росте цены труда повышение товарных цен не создает институциональной ловушки. Кроме того, в странах со смешанной, открытой или социально ориентированной рыночной экономикой правительства и законодательные органы проводят политику сдерживания роста цен на товары и услуги и централизованного повышения гарантированного государством уровня оплаты труда и социальных выплат. Например, в США правительство контролирует цены на энергоносители, сельскохозяйственную продукцию, важнейшие виды машин и оборудования, а также бытовые услуги. Это позволяет сдерживать рост цен, но остановить его невозможно, а в случае появления новых товаров и услуг и не нужно. Поэтому в США, как и в других индустриально развитых странах, как предлагал Кейнс, осуществляется директивное повышение оплаты труда и социальных выплат. Для этого в законодательном порядке устанавливаются гарантированные ставки почасовой оплаты труда, принимаются другие меры. Существуют и международные стандарты оплаты труда. Планирование и регулирование паритета цены труда с ценами на товары и услуги осуществляется за рубежом весьма успешно. По статистике МВФ, в 23 индустриально развитых странах (без бывших социалистических стран) в 1965—1994 гг. потребительские цены возросли в 5,4 раза, а среднемесячная оплата труда увеличилась в 8,2 раза. В последующие годы наблюдалось опережение темпов роста потребительских цен по отношению к темпам оплаты труда. Но если брать соотношение темпов за долгосрочный период, то указанное опережение 90-х годов далеко не компенсировало отставание роста товарных цен в прошлом. Политика опережающего роста оплаты труда и социальных выплат в долгосрочном плане создает благоприятные условия для решения проблем занятости, повышения благосостояния и воспроизводства населения. Иная ситуация складывается в России, где цены на товары и услуги растут опережающими темпами по отношению к темпам роста оплаты труда (см. табл. 1). Смысл тупиковой ситуации при приближении внутренних цен к мировым в условиях России можно объяснить на таком примере. Если цена на бензин устанавливается на мировом уровне, это значит, что автомобилисты, получающие заработную плату ниже мирового уровня, должны либо уменьшить потребление бензина, либо сократить другие покупки. Те лица, доходы которых в десятки раз ниже мировых стандартов, при мировой цене на бензин вообще не в состоянии пользоваться автомобилем, если таковой у них имеется. Мы пока говорили о прямых последствиях повышения цен на бензин. Но не менее важно влияние роста цен на бензин и другие энергоносители, а также на общее повышение цен на товары и услуги. Установление их на уровне мировых означает, что внутренний рынок сокращается, покупки на нем не в состоянии совершать предприятия и лица, чьи доходы намного меньше мировых стандартов. Индекс роста цен на энергоносители в 1992—1999 гг. (см. табл. 1) в 2,2—2,6 раза превышал индекс роста потребительских цен. Это происходило на фоне снижения денежных доходов граждан, занятых в обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, науке и в других ключевых отраслях. Среднечасовая оплата наемного труда в США с 1998 г. составляла от 13 до 20 долларов. В России, по данным статистического ежегодника, средняя номинальная начисленная заработная плата равнялась 74,2 доллара в месяц, что соответствует почасовой оплате (при 40-часовой рабочей неделе) в 0,46 доллара. Таким образом, официальная заработная плата в России как минимум в 28 раз ниже, чем в США. Этот показатель не учитывает теневые доходы, но, когда речь идет о формировании доходов бюджета, необходимо брать именно учитываемую статистикой зарплату, с которой платятся налоги. Отсутствие гарантий по оплате труда ведет к массовому уклонению от налогообложения фонда заработной платы в коммерческих структурах. Известны случаи, когда администрации на местах добивались удвоения или утроения поступления в бюджет подоходного налога, заставляя коммерческие структуры устанавливать определенный минимум среднемесячной заработной платы. Конечно же, местные администрации превысили свои полномочия, взяв на себя функции, которые в развитых странах выполняет государство: нормирование минимально допустимой почасовой оплаты для предприятий и организаций всех форм собственности. Низкая оплата труда в легальном секторе послужила также основной причиной сокращения численности занятых, то есть законопослушных налогоплательщиков, на 9,9 млн. человек (см. табл. 1). Таким образом, отсутствие гарантий оплаты труда — причина возникновения одной из узловых институциональных ловушек, составляющих угрозу экономической безопасности страны. Общая причина институциональных тупиков в финансовой сфере — проведение монетарной политики в отрыве от других макроэкономических регуляторов, а также без ее увязки с промышленной, социальной и научно-технической политикой и при несогласованности отдельных мер в рамках самой монетарной политики. Так, повышение процентных банковских ставок применяется для борьбы с инфляцией. Но при высоких ставках по кредитам сокращается спрос на деньги. В результате в последние два года существует «избыток» денежных средств. Это искусственный избыток, так как на самом деле реальный сектор экономики в течение последних 10 лет недоинвестируется и даже экспортно-ориентированные отрасли, имеющие валютную выручку, не в состоянии компенсировать прогрессирующее выбытие производственных мощностей. А при высоких процентах за кредиты внутри страны компании вынуждены брать кредиты в зарубежных банках. Одна из фундаментальных угроз финансовой безопасности России состоит в резком снижении за последнее десятилетие капитализации кредитно-денежных учреждений страны, или, другими словами, в уменьшении размеров денежного капитала России. С нею тесно связана угроза экономической безопасности, выражающаяся в заниженной капитализации предприятий сферы материального производства. Указанные угрозы возникли в результате действия институциональных ловушек и правонарушений, связанных с неверной оценкой приватизировавшихся основных фондов. Не останавливаясь на теме приватизации, заслуживающей специального рассмотрения, отметим: занижение капитализации отечественных предприятий снижает их конкурентоспособность в такой степени, при которой их развитие становится неразрешимой проблемой. Так, «Газпром», в котором занято сейчас около 5 млн. работников, использующих достаточно современные основные фонды, по уровню капитализации замыкает лишь первую сотню промышленных компаний мира, хотя должен входить в первую десятку крупнейших компаний. Добыча газа в России и его потребление внутри страны сокращаются, и это говорит о том, что капитализация «Газпрома» не обеспечивает развитие данной отрасли. Ситуация в других отраслях намного хуже, чем в «Газпроме». Капитализация промышленных и иных компаний России занижена еще больше по сравнению с «Газпромом», что лишает базовые отрасли экономики конкурентоспособности и возможностей для развития. Между размерами промышленного и денежного капитала существует прямая зависимость. Декапитализация базовых отраслей экономики привела к сокращению денежного капитала России. Одним из показателей этого негативного явления служит сокращение степени монетизации экономики (см. табл. 2). Попытки подавить инфляцию путем сжатия денежной массы создали еще одну институциональную ловушку: коэффициент монетизации упал ниже безопасного уровня. Поскольку данный коэффициент рассчитывается как отношение денежной массы к ВВП, его низкий уровень особенно опасен на фоне уменьшившегося объема самого ВВП. Отношение денежной массы к ВВП в России стало в несколько раз ниже, чем в развитых странах, и объем ВВП (на душу населения) также оказался в несколько раз меньше. В результате объем денежных ресурсов национальной экономики сократился до уровня слаборазвитых стран. Устранение этой угрозы финансовой безопасности предполагает повышение степени капитализации предприятий базовых отраслей экономики, банков и финансовых учреждений. Очевидно, что проведение подобной политики требует усиления контроля за финансовыми потоками со стороны правоохранительных органов. В таблице 2 приведены макроэкономические индикаторы, которые дают определенное представление о положении в экономике в 1997—2000 гг. После спада производства в 1998 г. в 1999—2000 гг. ВВП увеличился по отношению к 1997 г. на 8,5%, продукция промышленности на 11,7%, инвестиции в основной капитал на 8,7%. Продукция сельского хозяйства не достигла уровня 1997 г. и была меньше его на 5,1%. Эти темпы экономического роста, за исключением сельского хозяйства, были бы вполне достаточны для экономики, в которой не было спада, длившегося 8 лет. Но с учетом спада и длительного недоинвестирования реального сектора экономики приведенные выше темпы роста означают лишь прекращение спада, но они явно недостаточны для устойчивого развития. Чтобы объяснить, почему нельзя считать прирост ВВП 2000 г. началом экономического развития, произведем расчеты по основным отраслям. К концу 1999 г. объем промышленной продукции составлял лишь 0,46 от уровня 1991 г. При темпе прироста 2000 г. в 9% мы достигнем объемов промышленного производства 1991 г. через 9 лет. Аналогичный расчет по сельскому хозяйству показывает: при темпах роста 2000 г. (года благоприятного по погодным условиям) мы выйдем на уровень 1991 г. лишь через 11 лет. И, наконец, объем инвестиций в основной капитал при таких высоких темпах, как в 2000 г.— 17,7%, достигнет величины, сопоставимой с 1991 г., через 9 лет. Почему важно выйти на объем хотя бы 1991 года? Потому, что это был последний год, когда объемы ВВП, производства промышленной и сельскохозяйственной продукции, инвестиций в основной капитал обеспечивали хотя уже и не расширенное, но близкое к простому воспроизводство. Чтобы вступить в стадию экономического развития, надо как минимум осуществлять простое воспроизводство товаров и факторов производства. Мы до сих пор работаем на основных фондах, созданных на 80—95% до рыночных реформ. В ближайшие годы начинается массовое выбытие фондов в электроэнергетике, сельском и коммунальном хозяйстве, на транспорте и в других ключевых отраслях. Это значит, что нам нужен гораздо больший ввод основных фондов, чем в 1991 г. Мы же лишь через 9 лет выйдем на уровень инвестиций 1991 г. В этой ситуации нужно искать пути повышения темпов роста по сравнению с 2000 г. Хотя экономика по-прежнему испытывает потребность в резком увеличении инвестиций в обновление основных фондов и в возмещение их выбытия, финансовый и денежно-кредитный механизмы не обеспечивают притока инвестиций. Это происходит потому, что и в 2001 г. действуют отмеченные выше институциональные ловушки. Среднемесячная заработная плата по-прежнему растет медленнее, чем индекс потребительских цен. Приходится констатировать, что налогооблагаемая база в части зарплаты в 2000—2001 гг. хотя и увеличилась по сравнению с 1997 г., но этот прирост «съедается» инфляцией. Соответственно рост доходов консолидированного бюджета (292%) в 2000 г. оказался ниже индекса инфляции за 1997—2000 гг. (302%). Хотя номинально бюджет значительно возрос, с учетом роста цен его реальные возможности практически не увеличились. После дефолта 1998 г. была закрыта пирамида ГКО, сократились другие каналы спекулятивных операций на фондовом и денежном рынках. Это породило феномен искусственного «избытка» денег у коммерческих структур. На самом же деле реальный сектор экономики испытывает острый дефицит денег. Коэффициент монетизации экономики в 2000 г. не повысился по сравнению с 1997 г., поскольку темпы прироста денежной массы по-прежнему не превышают темпов роста ВВП. На стадии экономического развития коэффициент монетизации должен быть в 5—6 раз выше, чем он был в России в 2000 г. Благодаря ослаблению действия ловушки в виде сближения внутренних и мировых цен пока сохраняется потенциал для инвестиций в реальный сектор, в том числе и в виде упомянутых выше свободных денег коммерческих структур. Но этот потенциал постоянно снижается из-за того, что сохраняются ловушки в денежно-кредитной системе. В таблице 2 показано, что ставка рефинансирования в 1999—2000 гг. оставалась высокой. Соответственно процентные ставки за кредит в России по-прежнему в 4—5 раз выше по сравнению со стандартами развитых индустриальных стран. И вывоз капитала не сокращается. После дефолта 1998 г. появились определенные надежды на преодоление институциональных тупиков, связанных с опасным снижением капитализации в промышленности и других базовых отраслях экономики. Большинство интегрированных бизнес-групп, представляющих крупный российский капитал, сохранилось после финансового кризиса 1998 г., хотя их удельный вес в экономике снизился. Самое главное положительное следствие этого — в переходе лидирующей роли от финансового капитала к промышленному. Выход из тупика состоит в радикальном увеличении промышленного капитала и на этой основе в повышении капитализации банковско-финансового сектора. Но пока промышленный капитал укрепился недостаточно. Крупный российский бизнес, как и прежде, недостаточно вкладывает средств в реальный сектор экономики. После дефолта 1998 г. ему был предоставлен шанс использовать потенциал импортозамещения, но ко второй половине 2000 г. этот потенциал был в значительной мере исчерпан. Из-за нарушений пропорций в ценах и в финансовой сфере импорт по ряду важных товаров стал вновь выгоднее закупок у отечественных товаропроизводителей. Анализ макроэкономических индикаторов, представленных в таблице 2, позволяет сделать следующий вывод. Положительные тенденции, наблюдавшиеся в экономике в 1999—2000 гг., позволили снизить остроту угроз финансовой и экономической безопасности. Вместе с тем сохраняются породившие эти угрозы институциональные тупики и ловушки. Для устранения угроз финансовой и экономической безопасности требуется целенаправленное приведение экономических институтов и системы управления в соответствие с требованиями социально ориентированного рыночного хозяйства.
n
Рисунок Игоря СМИРНОВА
Таблица 1
Результаты ценовой политики Правительства России в 1992—1999 гг.
Индексы цен, разы: 1999 к 1991 году (декабрь к декабрю) в электроэнергетике 12 815 в топливной промышленности 21 740 промышленной продукции 8381 потребительских товаров 6104 продовольственных товаров 5489 индекс среднемесячной номинальной начис- ленной заработной платы 1795 Снижение занятости, млн. человек в среднегодовом исчислении в целом по экономике 9,9 промышленность 8,1 сельское хозяйство 1,2 строительство 3,4 транспорт 0,8 наука и научное обслуживание 1,6 Увеличение занятости, млн. человек оптовая и розничная торговля 3,7
финансы, кредит, страхование, управление 1,3
Источник: Российский статистический ежегодник. М., Госкомстат России, 2000.
Таблица 2
Макроэкономические индикаторы
Валовый внутренний продукт, млрд. руб. 2478,6 2741,1 4757,2 7063,4 108,5 в % к предыдущему году 100,9 95,1 105,4 108,3 Продукция промышленности, млрд. руб. 1601 1681 2995 4763 111,7 в % к предыдущему году 102,0 94,8 108,1 109,0 Продукция сельского хозяйства, млрд. руб. 309,2 304,4 606,1 844,9 94,9 в % к предыдущему году 100,1 87,7 102,4 105 Инвестиции в основной капитал, млрд. руб. 408,8 407,1 670,4 1165,2 108,7 в % к предыдущему году 95,0 88,0 105,3 117,4 Среднемесячная заработная плата, руб. 950,2 1051,0 1230 2259 237,8* в % к предыдущему году 120,2 110,6 144,8 147,3 Индекс потребительских цен, декабрь к декабрю 111,0 184,4 136,5 120,2 302,5* Доходы консолидированного бюджета, млрд. руб. 711,6 686,8 1213,6 2079,0 292* Коэффициент монетизации экономики (М2:ВВП) 0,15 0,16 0,15 0,147 98 Ставка рефинансирования
на конец года, % 28 60 55 25 89
* В номинальном исчислении.
Источники: Финансы России в 2000 г.; Статистический ежегодник за 2000 г.; Статистические бюллетени.
