Константин Гаазе,
Московский центр Карнеги
С осени прошлого года в Администрации президента лежит согласованный пакет документов о слиянии Конституционного и Верховного судов. У проекта почти нет противников, разве что председатель КС Зорькин в декабре выразил осторожный протест, который, впрочем, никто не стал принимать всерьез. Суперсуд должен объединить в своих руках правотворчество (за это раньше отвечал Высший арбитражный суд), исправление судебных ошибок (Верховный суд) и толкование Конституции (собственно КС). Чтобы суперсуд появился, нужно немного отредактировать Конституцию, подправить несколько законов и назначить туда фигуру подходящего калибра. С точки зрения многих, следующее место работы премьера Дмитрия Медведева давно определено.
Придумать кандидатуру лучше Медведева трудно, если смотреть на все это из Кремля, а не с фонаря у памятника Пушкину. Да и сложностей с назначением не будет. Премьеру не придется ни проходить через разговоры с депутатами Госдумы — судей КС назначает Совет Федерации), ни просить справку о юридическом стаже у питерской коллегии адвокатов — инструкция Минюста, разъясняющая понятие «юридический стаж» из закона о КС, гласит, что речь идет не только о работе в суде, прокуратуре или адвокатуре, но и о государственной службе в целом. Даже если у кандидата в судьи нет юридического образования (у Медведева оно есть), это не так важно: пятнадцатилетний стаж госслужбы – достаточное основание, чтобы стать судьей КС. «Безупречность репутации» будущего судьи (тоже формулировка из закона о КС) к делу непосредственного отношения не имеет: на фоне одних репутаций Медведев – ангел, на фоне других – «безупречных» в стране вообще нет. Вопрос лишь в сроках и драматургии предвыборной кампании.
Если президент Путин готовит на осень сильные кадровые ходы, что бы эта фраза ни значила, пакет о суперсуде можно провести в начале сентября, чтобы ближе к концу месяца показать стране нового премьера, а старого отправить в Питер. Если ходы зарезервированы на зиму, Медведев легко доработает и до зимы: Минфин и ЦБ обсуждают бюджет непосредственно с президентом; стратегию развития экономики пишет уволенный Медведевым Алексей Кудрин в Центре стратегических разработок. Ничего более важного, чем эти два документа, на повестке правительства сегодня нет, а к ним Медведев имеет небольшое касательство. Политическое давление, оказываемое на премьера, скорее работает на него, чем против: в России чиновников такого ранга не увольняют под давлением, это известно даже малым детям.
Если что-то и представляет сегодня интерес, так это не будущее место работы Медведева, не отмеренный ему срок на посту премьера, а сама его политическая биография. Медведеву 51 год, он вынырнул из приемной зама Собчака Владимира Путина, как метеор пронесся по российскому политическому небосводу, поработал президентом, премьером и теперь, кажется, сидит у разбитого корыта. Один из самых либеральных политиков из числа друзей президента Путина, Медведев умудрился за девять лет политической карьеры лишиться доверия интеллигенции – собственного, родного ему класса, поссориться с другими либералами из окружения Путина, кратно увеличить количество врагов среди силовиков и так далее, и так далее, и так далее. Что не так с Медведевым?
Ответ на этот вопрос может выглядеть просто или сложно, в зависимости от желания спрашивающего. Говоря попросту, Медведев давно уже работает на постах, которым не вполне соответствует. Замглавы кремлевской администрации – очевидно, его должность. «Социальный» вице-премьер – уже не вполне. Медведев не умеет, как выражаются, «говорить с людьми», то есть делать вид, что внимательно слушает и решительно отвечает на простые просьбы и жалобы граждан.
Он также не склонен к аппаратной работе: ему просто не хватает аппаратной жилки, чтобы обыгрывать таких въедливых бумажных монстров, как Игорь Сечин или Сергей Собянин. И менеджерские навыки Медведева далеки от идеальных: многие чиновники, работавшие или работающие с ним, говорят, что он больше любит слушать себя, чем других. Его карьера – пример того, как выглядит разрыв между социальными компетенциями и занимаемым постом: не нужно быть либералом или государственником, чтобы это заметить.
Сложное объяснение должно начинаться не с вопроса «что не так», а с вопроса «почему все-таки». Почему все-таки Медведев работал там, где работал и работает? В американской политике сегодня одним из самых важных является понятие «суррогат» – человек, представляющий позицию президента США Трампа для аудитории того или иного медиа. Медведев был и остается идеальным суррогатом, аватаром Путина: самым безопасным, в целом безынициативным, гладко говорящим и не стыдящимся менять взгляды вслед за своим оригиналом.
В те времена, когда президенту Путину были еще нужны приличные (по западным меркам) суррогаты, Медведев легко обыгрывал на этом поле и Кудрина, и Суркова, и Сечина. За его словами, которые ему до сих пор очень нравится произносить, не стояло и не стоит ничего, кроме самих этих слов. Медведев сегодня, как и в 2009 году, представляет собой политика, для которого пиар, медийность, риторика — и есть политика. То, что другие используют в качестве инструментов достижения целей, Медведев, кажется, понимает как цель.
Но дело не только в личных качествах премьера и степени их опасности для его патрона. Медведев – яркий представитель того класса, который волей случая сначала получил монополию на власть в России, а потом раскололся надвое: одни пошли в Кремль, другие – в оппозицию. Речь про детей номенклатурной интеллигенции двух столиц, которые стали кадровым резервом и для олигархата, и для высшего российского чиновничества, и для интеллектуальных лидеров оппозиции. И Ходорковский, и Кудрин, и Шувалов, и Прохоров происходят из этой прослойки: чьи-то родители были на средних этажах советской элиты, чьи-то возглавляли университетские кафедры, но в общем не сильно отличались друг от друга. Глядя на то, что сегодня называется московским светом, можно заметить, что именно дети этой части советской интеллигенции составляют его ядро: люди, воспитанные в атмосфере советской культуры компромисса и европейского этикета.
Вопрос, стоят ли они у власти или при власти, является принципиальным для понимания политической биографии Медведева. Странный, возможно, тезис о том, что ни Медведев, ни Кудрин, ни другие либералы никогда не были властью, эмпирически подтвержден многократно. Не они расстреливали Белый дом, для них его расстреливал Ельцин. Не они сажали и сажают силовиков, это силовики сажают их и иногда друг друга. В случае с биографией Медведева этот тезис подтверждается тем, как не сработал пресловутый эффект президентского кресла, которое он занимал четыре года. Власть в России, как оказалось, не «греет» любого, кто обладает ее инсигниями: величие или хотя бы его протез в виде высокого рейтинга – атрибуты личности, а не мебели. И в 2009-м, и в 2017-м у Владимира Путина было больше власти, чем у Дмитрия Медведева, хотя в 2009-м первый был подчиненным второго.
Власть как ставка, как вызов, как решение и как судьба – не удел интеллигенции. Это, пожалуй, главный вывод, который можно сделать из политической биографии Медведева. Дело не в неготовности к компромиссам, а в готовности к ним: ставящие судьбу и жизнь на карту не идут на компромиссы, они сжигают города и разоряют фамильные гнезда, делая это без лицемерных жалости и рефлексий. Выйдя с кафедр и из кабинетов, дети интеллигенции были так же жадны, тщеславны и высокомерны, как и неинтеллигенты, но никогда не были в должной мере безжалостны – безжалостны именно лично, по-человечески. Дворцы и самолеты – плата за их гуманизм, вот парадокс, который сегодня мало кто поймет, но завтра, возможно, именно он объяснит историкам, что происходило в России в этот странный период ее истории.
Отказ от второго президентского срока в 2011 году был связан с верностью Медведева данному слову: если Путин захочет вернуться в Кремль, Медведев должен уступить – так выглядела договоренность 2008 года. Причиной возвращения Путина было недовольство действиями Медведева: прозападным курсом, позицией по Ливии, невниманием к силовому истеблишменту, который с 2010 года продавал внешнюю угрозу любому покупателю, который был готов ее купить.
Но в 2017 году дело уже не в позиции и действиях, а в отсутствии и того, и другого. Медведев не стал отбивать министра Улюкаева, показав, что не имеет чувства локтя со своими подчиненными. Он не стал включаться в работу по новой экономической стратегии: правительство так и не смогло придумать, как сделать новые национальные проекты без денег из-за рубежа, с санкциями и на фоне экономического кризиса. Даже история с назначением министра экономики прошла как бы мимо Медведева: Орешкина назначили не в результате долгого кастинга мотивированных кандидатов, а по остаточному принципу — премьер всем видом показывал, что ему вся эта ситуация не очень интересна. Даже кризис закончился (если закончился) сам по себе, без особого усилия со стороны премьера.
Фатализм Медведева, объяснимый и понятный для человека, который уже шестой год живет политической после-жизнью, непростителен в рамках той причудливой логики, которой пользуется сегодня президент страны. Энтузиазму в верхах неоткуда взяться: Путин сделал все, чтобы отбить у энтузиастов (реформ, приватизации и так далее) желание фонтанировать идеями и прожектами.
Но президент, тем не менее, сейчас его требует, и сцена как бы разворачивается в сторону тех, кто готов его демонстрировать. Да, у Воробьева, Дюмина, Кадырова мало опыта, хотя много грехов, но они играют в политические игры так, будто все еще способны получать от них удовольствие. Усталость и разочарование – не в моде, в моде – четвертый срок, новые горизонты, трескучая риторика и прочие приметы обновления политического пейзажа. Но это не значит, что Медведев сходит со сцены. История снова может дать Медведеву шанс. Случись завтра что-нибудь для него действительно плохое, последним его «прибежищем» станет Конституционный суд. Возможно, именно там гость резиденций Псехако и Плёс, любитель модных костюмов и гаджетов, друг бизнесменов и юрист Дмитрий Медведев шепнет истории на ухо то заветное слово, которое спасет его сыгранную биографию для учебников и будущих поколений.
