Ядерный ренессанс – популярное словосочетание последних лет, по частоте употребления отодвинуло на второй план такие модные выражения, как «водородная экономика» и «АЭС-2006». Однако этот ренессанс таит в себе определенную угрозу для атомной отрасли, в том числе России: при бурном развитии ядерных программ в мире возник дефицит как соответствующих специалистов так и необходимой квалифицированной рабочей силы. Поэтому уже началась и идет серьезная охота за «головами». Чтобы победить в этой борьбе, необходимо осознавать ее механизмы, а также понимать действия наших партнеров-конкурентов. Откуда растут ноги
Ядерный ренессанс уже начинает материализовываться в некоторых новых проектах по строительству АЭС. Финляндия строит блок EPR на АЭС Олкилото, Франция — аналогичный блок на АЭС Фламенвиль, Россия пустила первый блок, построенный в Китае, и ведет работы по сооружению еще 4 блоков — в Иране, Индии и Китае. Кроме того, Болгария намерена построить на АЭС Белене 2 блока, и это будут ВВЭР-1000.
Многие другие страны также всерьез задумываются о возобновлении своих ядерных программ или закупках готовых блоков под ключ за рубежом.
Почему же в мире так упорно заговорили о ядерном ренессансе? Причин несколько:
— рост потребления нефти в Китае превысил темпы ее мирового производства; — неудачный ход военной операции в Ираке ставит под сомнение возможность скорого выхода на рынок больших объемов иракской нефти;
— газовые месторождения в Северном море начинают истощаться. Первая волна роста цен на газ прошла по Англии еще летом 2004 года, а позже и жители континентальной Европы стали ощущать подорожание этого топлива;
— политика Газпрома на мировом рынке, где Газпром является одним из основных игроков, а также на локальных рынках некоторых восточно-европейских стран и республик бывшего СНГ наглядно показала, что эта компания будет вести жесткую рыночную игру, и не намерена упускать прибыли.
К числу прочих факторов стоит отнести еще ураганы в Мексиканском заливе, политику стран-членов ОПЕК, и многое другое.
Главный вывод, который сделали для себя в сложившихся условиях многие страны, заключается в том, что неплохо бы иметь некий альтернативный источник энергии, надежный, сравнительно безопасный и экологически чистый, но, что еще немаловажно, который смог бы обеспечить производство энергии в больших масштабах, не ставя под угрозу функционирование энергосистем. (Во что может вылиться 2%-я неопределенность потребления мощности, спросите у операторов немецких энергосистем, которым приходится экстренно разгружать энергоблоки при любом дуновении ветерка). И взор просвещенных и сильных мира сего пал на ядерную энергетику.
До этого атомщики уже лет 10 на всевозможных конференциях и симпозиумах доказывали преимущества атомной энергии по сравнению с другими источниками. Общественность, озабоченная ростом цен на бензин и электричество, и убедившаяся в бесперебойности энергоснабжения в районах АЭС, тоже ничего против АЭС уже не имеет. Казалось бы, вот оно, светлое ядерное будущее… Однако не все оказалось так гладко, как хотелось бы. На пути светлого ядерного будущего стали появляться препятствия, о которых раньше либо не думали, либо предпочитали не замечать за важностью текущих задач.
Строительство только одной АЭС – это долгий инвестиционный проект стоимостью в несколько миллиардов долларов и длительным сроком возврата инвестиций. Создание же новых энергетических технологий, нового поколения АЭС, нового топливного цикла – проекты еще более долгосрочные и с большим числом неопределенностей и рисков.
Кроме того, современная техническая и промышленная база атомной промышленности, а также качество производимого оборудования вызывают сомнения у многих потенциальных клиентов.
В частности, американские энергетические компании требовали 200% гарантии со стороны правительства, что первые 4 блока, заказанные, кстати, у частных компаний, будут пущены в заявленные сроки, и при этом будет соблюден заявленный уровень качества, и это не потребует дополнительных затрат.
Но оказалось что самая главная проблема – это люди! Как говорил товарищ Сталин, кадры решают все. И, кстати, у него слова с делом, как правило, не расходились. В чем же проблема с кадрами?
За последние 10–15 лет атомная отрасль России теряла уникальные кадры из-за старения и вымирания профессионалов, стоявших у истоков ядерной отрасли и науки, а также вследствие «утечки мозгов» в другие отрасли промышленности, бизнес и за границу.
Грядущий мировой ядерный ренессанс чреват новым, более масштабным этапом миграции специалистов. По сравнению со спонтанной «утечкой мозгов», с которой мы имели дело в недавнем прошлом, новый виток будет носить спланированный и целенаправленный характер.
Долгая пауза в развитии атомной энергетики привела к тому, что существенная часть молодых специалистов в 1990-е годы, не имея возможностей для карьерного роста и не видя перспектив, ушла в бизнес и другие сферы и отрасли промышленности. Так, например, в Европе многие специалисты по атомным станциям переквалифицировались на тепловые станции. Благо знаний у них хватает!
Некоторые специалисты ушли в совсем другой бизнес. Кто-то ушел в строительный бизнес, кто-то в сферу обслуживания, а кто-то теперь владеет банками. Один мой знакомый американец рассказывал, что в их команде, занимающейся быстрыми реакторами, работал один человек – специалист по свойствам материалов. После того, как программу закрыли, он долго метался, но, в конце концов, нашел себя в обувном деле и сейчас владеет фабрикой и сетью магазинов по всему миру. Этот человек уже никогда не вернется в атомную отрасль, потому как уже не молод, и ему будет нелегко бросить успешный бизнес ради призрачной мечты.
Недавно познакомился с одним человеком, который в Айдаховской национальной лаборатории занимался разработками транспортных реакторов. Сейчас он торгует машинами. У него и его партнера большая дилерская сеть на северо-западе США. Он уже тоже никогда не вернется в ядерную энергетику — время ушло, и знания потеряны.
Аналогичная ситуация произошла и в России после развала СССР. Многие молодые и энергичные люди покинули отрасль и сейчас уже настолько серьезно заняты своей новой работой, что никогда обратно не вернутся. Не забуду душераздирающих историй о том, как набирали персонал на достройку 3-го блока Калининской АЭС.
Вот еще пример. В СССР было всего несколько десятков специалистов-сварщиков, которые имели квалификацию, позволявшую производить сварку трубопроводов первого контура реакторов. После развала СССР и во время долгой паузы эти люди разошлись кто куда. В Америке ситуация со сварщиками аналогичная — их ищут.
Весьма важное направление – научное руководство пуском блоков АЭС. Научный руководитель пуска должен в тонкостях знать всю физику блока, уметь взаимодействовать с различными службами, выдерживать давление коммерческих и управленческих структур с постоянными просьбами быстрее запустить блок. Кроме того, на этом человеке лежит ответственность за ядерную безопасность на этапе пуска. От того, насколько качественно и полно пройдут испытания и приемка блока, зависит вся дальнейшая эксплуатация АЭС. В Советском Союзе таких специалистов было всего 5 человек — для реакторов типа ВВЭР. Кто из них остался в отрасли? Где сейчас эти люди? Такая ситуация характерна не только для России, но и для Европы, и для Америки.
Охота за головами
Объявив амбициозные планы развития атомной энергетики, руководство США всерьез задумалось о кадрах. Средний возраст сотрудников отрасли в США сейчас в районе 53–55 лет. Причем специалисты, способные руководить крупными исследовательскими проектами, наперечет и практически все заняты. Вот и получается, есть желание строить новые блоки, но нет ни специалистов, способных руководить, ни персонала, способного на них работать.
За ситуацию взялись самым серьезным образом. За последние семь лет средняя заработная плата в отрасли возросла в два раза. Многие компании сейчас призывают под свои знамена бывших сотрудников, в том числе и пенсионного возраста.
Но расчеты показывают, что даже при таком раскладе людей не хватает. Только для того, чтобы подготовить смену ныне работающим, университеты должны в 2–3 раза увеличить выпуск специалистов, причем не только бакалавров, но и магистров и докторов.
А это не просто. Для того, чтобы заманить студентов в ядерные вузы, нужно показать им карьерные динамику, рост, перспективу. Поэтому пока студенты выбирают программирование, информационные технологии, юриспруденцию, менеджмент и медицину – направления, по которым сейчас в США гарантированно можно найти хорошо оплачиваемую работу.
Для привлечения студентов в атомную энергетику сейчас для них в три раза увеличили число именных стипендий и грантов на обучение. В Орегонском университете (ОSU) только 5% студентов старших курсов ядерных специальностей платят за свое обучение из собственного кармана. Остальные получают стипендии и оплату обучения от государства, частных компаний и разного рода спонсоров. По сравнению с 2000 годом число студентов, обучающихся в OSU на бакалавра-ядерщика, выросло в 1,5 раза, число же студентов магистратуры и докторантуры – в 10 раз.
Но дефицит сохраняется — университеты не успевают за потребностями отрасли. В 2005 году Комиссия по ядерному надзору США (NRC) объявила о потребности в 300 новых сотрудниках для выполнения работы, связанной с лицензированием новых атомных энергоблоков. В 2006 году число было увеличена до 500 человек. Компания Вестингауз объявила о намерении взять на работу 2000–3000 человек для выполнения работ по проекту АР-1000.
Но людей все равно не хватает. И проблема вот в чем. Чтобы подготовить бакалавра, нужно 4 года и как минимум 5 профессоров на группу из 20 человек. Чтобы подготовить магистра, нужно уже 6 лет, и при этом последние 2 года необходим 1 профессор на 2–3 учеников магистерской программы. Для подготовки докторантов соотношение становится практически равным.
Для того же, чтобы подготовить профессора, нужно как минимум 10 лет его обучения до доктора наук, потом еще примерно 10 лет научной и преподавательской деятельности. Вот и получается, что если стоит задача нарастить выпуск специалистов в 2–3 раза, то нарастить выпуск бакалавров сравнительно легко, а вот с более высокими ступеньками – неувязочка. Профессоров не хватает! Выход – увеличивать нагрузку на каждого профессора (но не до бесконечности же) или набирать профессоров со стороны (и тут есть определенный риск).
Простой пример. В 2006 году Орегонский университет существенно (по сравнению с предыдущим годом в 2,5 раза) увеличил набор в магистратуру и докторантуру. Финансы и средства есть — правительство и частные спонсоры выделяют, — а вот людей нет. Университет пригласил пять новых профессоров и существенно увеличил нагрузку на действующих. При этом большинство старых профессоров уже практически ночует на работе, и не справляется с объемами работы. При этом новые профессора, пришедшие из научных лабораторий, еще не вошли в университетский ритм, не восстановили преподавательских навыков. Уже сейчас университет часть преподавательской работы перекладывает на студентов. Но все равно дефицит.
Подобная ситуация складывается и в других университетах. За грамотных и талантливых специалистов идет настоящая борьба. Причем, пока университеты проигрывают крупным компаниям. Видя это, правительство США пошло на беспрецедентные меры, существенно увеличив квоту на количество иностранных преподавателей и студентов магистратуры и докторантуры. Теперь университетам можно иметь до половины преподавательского состава иностранцев. Параллельно реализуется программа по освоению зарубежных методик и практик преподавания. Кроме того, введена программа бонусов для тех студентов, которые после окончания университета остаются на преподавательских должностях.
Аналогичная картина складывается и в европейских ядерных университетах.
Однако, в то время, когда во всем мире началась активная охота за головами, в России имеются и не разрабатываются целые залежи этих невостребованных «полезных ископаемых» — исследователей и ученых, которым задерживают зарплату, ученых, у которых нет заказов на исследования по специальности и сильно ограниченны возможности по созданию новой экспериментальной базы.
И это при том, что многие уникальные установки, которые созданы в СССР и могли бы быть использованы в российских и международных исследовательских проектах, простаивают или используются на 5–10 процентов от максимальных возможностей. Когда я показывал рекламные проспекты ФЭИ и НИИАР моим американским коллегам, они с удивлением и уважением отмечали, что некоторые из этих установок – предел мечтания для американских исследователей.
А еще в России много «молодых и горячих» студентов, жаждущих нормальной работы, нормального образования и признания. Ребят, готовых землю рыть за светлое будущее. Молодежь, еще не обремененная семейными обязательствами и бытовыми привычками, – это практически готовый продукт для охотников за головами. А если еще прибавить тот факт, что Москва стала самым дорогим городом мира — по цене московской однокомнатной квартиры в Орегоне можно купить дом, — то мировой ядерный ренессанс таит угрозу ядерной промышленности России.
Чем интенсивнее будет идти этот процесс в мире, тем жестче будет конкуренция и охота за головами, тем выше будут ставки в игре и размеры предлагаемых зарплат, тем более уязвимой будем наша ядерная
промышленность.
Есть и другая, не менее важная проблема. «Опущенный» за последние пятнадцать лет авторитет профессии инженера-атомщика негативно сказывается и на стремлении молодежи к точным наукам — математике, физике, химии. А это уже напрямую связано с качеством специалистов, которые встанут у руля современных, но все же опасных атомных технологий.
Есть ли выход?
В России есть задел по уникальным технологиям и разработкам в области новых реакторов, имеется уникальный опыт эксплуатации этих чудо-технологий. Напомню, что сегодня опыт коммерческой эксплуатации быстрых реакторов есть только у России. Уникальные технологии обогащения топлива и радиохимии, проекты малых реакторов, информационные системы и многое другое – все это есть, и ждет своего часа.
Есть у нас и профессионалы, прошедшие огонь и воду при испытаниях и пусках блоков в Советском Союзе, люди, на своем личном опыте усвоившие уроки Чернобыля, Маяка и других аварий, люди, способные по личным ощущениям выполнять балансировку турбины лучше, чем любой электронный комплекс, люди, знающие тонкости технологии до мелочей, и хранящие в своих головах неописуемую базу данных по опыту строительства, испытаний и эксплуатации ядерных технологий.
Есть у нас и молодые люди, способные вести серьезную работу на мировом уровне. Мне в жизни повезло, и я таких людей знаю. Со многими из них познакомился в ходе работ по программе «Полярное сияние», с другими же мне довелось встречаться в ходе рабочих встреч по программе ТАСИС, на конференциях и семинарах. У этих ребят хватает и опыта, и уверенности в том, чтобы отстаивать правоту своих взглядов на встречах с видными европейскими и мировыми экспертами, чтобы вести бизнес на уровне лучших мировых практик.
Достаточно только оглянуться вокруг и внимательно присмотреться к молодым людям, работающим за компьютерами, перерабатывающим тонны проектной и конструкторской документации, готовящим доклады на конференциях. У меня, в моем списке, наберется как минимум сотня фамилий таких молодых людей.
Еще несколько сотен – это ребята, имеющие большой потенциал, которые обязательно займут свое место в жизни в ближайшие несколько лет. Хорошо, если это будет место в атомной отрасли.
Так что ресурсы для победы у нас есть. Теперь главное правильно выстроить приоритеты, оценить имеющиеся ресурсы, и подготовить план наступления для достижения этой победы.
Журнал «Атомная стратегия» № 27, декабрь 2006 года Автор – студент Орегонского государственного университета, США, аспирант МИФИ
