Солдат подразделения охраны Генерального штаба отключил видеокамеры наблюдения, проник в приёмную начальника штаба генерал-лейтенанта Габи Ашкенази, украл его пистолет и сфотографировал кредитную карточку. Всё это он продал арабам. В Генштабе выражают удовлетворение тем, что солдат не обратил внимания на секретные документы, находившиеся в незапертых ящиках стола секретаря генерала.
Август 2009 г. Из газет
В СССР всё было государственной тайной – стихийные бедствия, катастрофы, эпидемии, статистика… Список бесконечный. Всесоюзная паранойя укрывала плотной завесой секретности все области науки, техники, социальной сферы. Не составляла исключения и моя профессия – геология. Всевозможные карты, масштабы, топография – всё это либо намеренно искажалось, либо имело гриф «секретно».
Особую категорию составляли гравиметрические карты, которые давали представление об ускорении силы тяжести в любой точке территории Советского Союза. Считалось, что эти данные необходимы вероятному противнику для расчёта траектории баллистических ракет, нацеленных на советские объекты. Поэтому гравиметрические карты было запрещено публиковать, а доступ к ним даже специалистов был строго ограничен.
В середине 1970 годов я начал активно готовиться к отъезду в Израиль. Профессиональная сторона подготовки заключалась в том, что я рыскал по техническим библиотекам, просматривал все доступные книги и журналы на английском и выуживал из них любую информацию о геологии Израиля. Разумеется, не пропускал я и иностранные поступления в нашу институтскую библиотеку.
Список этих поступлений обычно заканчивался перечнем новых секретных работ, пополнявших закрытое спецхранилище, так называемые фонды. Институт выполнял договорные геологические исследования в арабских странах, и в фондах хранились отчёты о них. И вот однажды в этом секретном списке появилась работа под названием «Гравиметрическая съёмка стран Ближнего Востока (Египет, Израиль, Сирия, Ливан, Иордания) – карты и объяснительная записка». Работа была издана в Лондоне в 1952 году Британским геологическим обществом.
Я тут же отправился в фонды, заказал для отвода глаз несколько работ по своей теме и среди них – английскую работу. Но не тут-то было – для доступа к гравиметрическим картам требовалась вторая форма секретности, а у меня была только третья. Ни уговоры, ни доводы типа «но ведь это издано в Лондоне двадцать три года назад, да и территория не советская, какая уж тут секретность…» не возымели действия на милейшую Валентину Ивановну, заведующую фондами. Она лишь качала головой и повторяла извиняющимся тоном: «Не могу выдать. Сами понимаете, Ну и что ж, что не советская территория, Есть инструкция. Так что и не просите. Вот оформляйте вторую форму, тогда – пожалуйста».
Я в то время рад был избавиться даже от третьей формы, поэтому вторая в мои планы не входила. Отметив про себя лишний раз, что абсурд на одной шестой принимает уже совершенно идиотские формы, я утешил себя тем, что получу эти карты в Израиле, если Бог даст.
Бог дал. Прошло два года, и вот я уже работаю в Геологическом институте, в Иерусалиме. В первые же дни взял в библиотеке злополучные английские карты, просмотрел их и, вспомнив Валентину Ивановну, посмеялся над неудачной попыткой получить эти устаревшие материалы в Москве.
Промелькнула злорадная мысль – вот бы увидела меня сейчас эта милая женщина с секретными картами в руках. Как хорошо, что она со своими инструкциями осталась там, а я теперь здесь… Но очень скоро выяснилось, что радость моя была преждевременной. Валентина Ивановна там не осталась. Наша новая встреча произошла при весьма любопытных обстоятельствах.
Через полгода после приезда в Израиль я получил вызов из военкомата. Среди нескольких собеседований, которые нужно было там пройти, была и беседа с врачом. Врач оказался из России, был он в то время на месячных сборах резервистов и проходил их в военкомате. Он меня осмотрел, измерил давление, прослушал, а потом спросил – есть ли жалобы на здоровье и не хочу ли я сделать какие-либо специальные анализы.
Жалоб не было, а вот вопрос об анализах оказался кстати. Дело в том, что у моего ныне покойного отца, да будет благословенна память о нём, была многолетняя болезнь печени. Отец считал, что она имеет генетическую природу, и перед моим отъездом в Израиль просил помнить об этом и периодически проверять кровь на билирубин (показатель состояния печени). Печень у меня, как я полагал, была в порядке. Поэтому тратить время на анализы не хотелось, и о просьбе отца я уже начал забывать. Предложение врача напомнило о ней, и я сказал, что хотел бы проверить содержание билирубина в крови.
– Нет проблем, – сказал он, – в соседней комнате у вас возьмут кровь. И через неделю анализ будет готов.
Через неделю я зашёл в военкомат узнать результат. Русского врача уже не было, в кабинете сидел другой врач, израильтянин. Я спросил готов ли анализ. Он вынул из шкафа мой тик (личное дело), раскрыл его и подтвердил – да, анализ получен.
– Ну и как, – весело поинтересовался я, – каков мой билирубин? – Этого я вам сказать не могу, – спокойно ответил врач. – Как это не можете? – не понял я.
– Результаты анализа принадлежат армии, а не вам.
Я решил, что он шутит. И продолжил этот довольно странный разговор в том же не очень серьёзном тоне.
– Доктор, но я и не посягаю на армейскую собственность. Вы просто назовите цифру. Сама бумажка мне не нужна. – Вот как раз цифру я назвать и не могу. Не имею права. Любой документ из вашего тика – секрет армии. А анализ – это документ. – Ну хорошо, скажите только – билирубин в норме или выше нормы. Ведь в конце концов анализ сделан по моей собственной просьбе.
– Я же вам сказал – не имею права, Есть закон. Так что – и не просите.
На меня дохнуло чем-то очень знакомым, ещё не забытым. Только вместо билирубина было что-то другое… Ах, да, «сами понимаете… есть инструкция… и не просите…». Такого идиотизма не было даже на географической. Я начал закипать. – Доктор, я не могу понять и принять ваши нелепые объяснения. Я хочу говорить с вашим начальником.
– Пожалуйста, – он с готовностью согласился. – Можем пройти к нему.
Врач взял тик, и мы вместе вошли в кабинет подполковника, начальника военкомата. Узнав в чём дело, офицер поднял на меня добрые глаза поверх очков. – Очень сожалею. Но таков закон. Мы не имеем права сообщить вам результаты анализа. Они принадлежат армии. Вы можете обратиться выше по инстанции, но это ничего не изменит. Даже министр обороны не может нарушить закон. Я молча вышел из кабинета. Ну что ж, сказал я себе, поздравляю. Ты снова дома. Будто и не уезжал. Шалом, Валентина Ивановна! Пардон, здравия желаю, товарищ подполковник!
Эта забавная история имела не менее забавное продолжение. Спустя пять лет мне потребовался ишур (разрешение) от армии для очередной поездки за границу. Зная по опыту, что это занимает не больше получаса, я отложил получение ишура на последний день перед отлётом. Как обычно, я приехал в штаб ХАГА (корпус гражданской обороны) в Яффо, где находился мой тик.
Девушка-солдатка долго искала его и, наконец, объявила, что тика на месте нет. Видимо, он отправлен в Тель ха-Шомер, где хранятся дела резервистов предпенсионного возраста. А без тика ишур не выдаётся.
Тель ха-Шомер – это крупная военная база в центре страны, недалеко от Тель-Авива. Поскольку времени до отлёта уже не оставалось, я тут же отправился туда. Массивные ворота, забор из толстых металлических прутьев, караульное помещение и узкая проходная с турникетом. У входа – солдат военной полиции в белой каске с автоматом на груди. Я объяснил цель прихода.
– Даркон (загранпаспорт), – коротко потребовал часовой. – Даркона с собой нет. Есть теудат зеут (внутреннее удостоверение личности). – Нужен даркон, – повторил часовой. – Какая разница? В теудат зеуте есть фотография и все личные данные. Могу также предъявить авиабилет на завтра, – по неистребимой привычке я начал взывать к логике и здравому смыслу.
– Только даркон. Без даркона вход воспрещён, – часовой был неумолим.
Разговор перешёл на высокие тона. На шум из караульного помещения вышел сержант. Узнав в чём дело, он подтвердил – да, вход за получением ишура на выезд только по предъявлению даркона. Я снова завёл нудное объяснение – даркон остался дома, сегодня привезти его я не успеваю, а завтра утром самолёт… Часовой обрадовался, что сбагрил меня начальнику и отошёл. Сержант взял мой теудат зеут и билет и задумчиво вертел их в руках.
– Я вас понимаю, – сказал он, – но таков порядок, и часовой не имеет права вас пропустить.
Всё это было до боли знакомо… Но на этот раз в голосе моего собеседника послышалось едва уловимое сочувствие, и я решил этим воспользоваться. – Что же делать? Ведь должен же быть какой-то выход, – я как бы приглашал сержанта к обсуждению ситуации.
– Выхода, к сожалению, нет. А вот вход есть, – он неожиданно улыбнулся и подмигнул мне. – Заверните за угол, через пятьдесят метров будет дыра в заборе. Только я вам ничего не говорил. Беседер? (о’ кей), – он вернул мне документы и скрылся в проходной.
Не уверенный, что понял сержанта правильно, я всё же пошёл вдоль металлической ограды и, повернув за угол, уже издали заметил людей, проникающих через неё в обоих направлениях. Подошёл ближе и оказался около отогнутых прутьев, через которые можно было свободно войти. Оказавшись внутри ограждения, я увидел множество мужчин и женщин в гражданской одежде, в том числе и явно арабской внешности, свободно разгуливающих по территории базы.
Видимо, это были вольнонаёмные, уборщики, рабочие и тому подобная публика. Некоторые из них пользовались проходной, а некоторые – дырой в заборе, кому как было удобнее. Это зрелище настолько поразило меня, что я буквально застыл на несколько минут, не веря своим глазам и пытаясь мысленно увязать часового в белой каске с автоматом на груди с тем, что предстало моему взору.
Наконец, вспомнил, зачем я здесь и пошёл искать архив ХАГА. Там повторилась уже знакомая история – тик мой не нашли. Девушка-солдатка отказалась выдать ишур. Чаша моих злоключений была переполнена, и я решил прибегнуть к крайнему средству – разыграть приступ лёгкого бешенства. Стал кричать, стучать кулаком по столу, топать ногами, отшвырнул стул…
На шум прибежала лейтенант, начальница архива. Попыталась успокоить меня, но в ответ звучало только одно: «Ишур, немедленно ишур… всех вас…» и ещё что-то нечленораздельное. Наконец, она, видимо, поняла, что проще выдать ишур, чем вдолбить в голову этому психованному русскому важность соблюдения инструкции в израильской армии. Через пять минут я получил заветную бумажку.
Тогда, в 1983 году, пропажа тика не вызвала у меня особого беспокойства, кроме, пожалуй, мимолётной мысли о том, что знаменитый израильский балаган докатился и до армии. В конце концов, тик – это проблема армии, а не моя. Но спустя двенадцать лет его исчезновение приобрело в моих глазах более серьёзное значение. Поводом послужило сообщение в израильской русскоязычной газете «Вести» от 11 мая 1995 г. :
«Семь противотанковых ракет «драгон» были похищены 9 мая с базы ЦАХАЛ в Иорданской долине. Военные власти чрезвычайно обеспокоены участившимися случаями хищения оружия с армейских складов. Несколько месяцев назад были преданы суду члены израильской преступной группировки, продававшей похищенное оружие террористам. Но иногда террористам удавалось самим проникать на военные базы с целью кражи оружия».
Прочитав заметку, я вспомнил дыру в заборе и понял, наконец, насколько правы были военный врач и подполковник, решительно отказавшие в моей просьбе. И только тогдашняя наивность и неосведомлённость относительно всех нюансов арабо-израильского конфликта заставили меня настойчиво требовать результаты анализа.
На Ближнем Востоке никогда нельзя знать заранее, что может понадобиться террористам, и за что они готовы платить. Сегодня это ракеты «драгон», а завтра ходовым товаром может оказаться состав крови или мочи резервистов предпенсионного возраста. Вот сейчас, например, они пожелали приобрести музейный кольт и кредитную карточку начальника Генерального штаба. Рынок товаров и услуг меняется, как и всё в жизни.
Но факт остаётся фактом – несмотря на твёрдость и бдительность офицеров военкомата, мой тик исчез. Теперь, спустя почти двадцать пять лет после его таинственной пропажи, у меня впервые появилось чувство неуверенности и страха.
Произошла некая аберрация критериев личной безопасности. Начинает казаться, что мне угрожает не ракета или автомат в руках террористов, а то, что им известно содержание билирубина в моей крови. И от одной этой мысли она стынет в жилах. В том, что тик не пропал сам по себе, сомнений нет. Единственное, что ещё не совсем ясно – был ли он похищен из архива ХАГА самими террористами через дыру в заборе или это дело рук преступной израильской группировки, продавшей его террористам.
berkovich-zametki.com
