Несмотря на то что лекарства уже не являются таким выгодным бизнесом, как это было еще несколько лет назад, тем не менее российский фармрынок располагает определенным пространством, где еще остались условия для малозатратного доходного бизнеса. Казалось бы, что можно получить на совершенно неперспективных и потому в настоящее время свободных от внимания инвесторов сегментах рынка, к которым, к сожалению, в полной мере относится подавляющее большинство российских фармацевтических заводов. Однако данная почти пустующая ниша с низкой коммерческой привлекательностью все же не стала непреодолимым препятствием для извлечения прибыли.
Правда, используемые для этого технологические приемы основаны на применении нестандартных, на грани дозволенного законом схем. И далеко не для каждого потенциального инвестора окажутся приемлемыми неэтичные формы бизнеса, даже если они и не слишком выделяются на фоне национальных особенностей предпринимательской активности. Но поскольку деньги не пахнут, то всегда найдутся и желающие воспользоваться конъюнктурой, неблагоприятно складывающейся для отечественного производителя.
Многие российские фармзаводы выпускают медикаменты, которые становятся убыточными из-за жесткой конкуренции и демпинга, так как все производят примерно одни и те же неразличимые для потребителя дженерики (копии оригинальных препаратов с истекшим сроком патентной защиты). В итоге себестоимость отдельных препаратов значительно превышает рыночную цену, и тогда завод должен либо отказываться от изготовления нерентабельных медикаментов, либо возмещать свои расходы за счет выпуска прибыльной продукции. Но для производства бестселлеров нужны хотя бы оборотные средства, которых и не хватает из-за ценовой конкуренции аналогичных медикаментов, выпускаемых остальными производителями. Да и бестселлерами, правильно угаданными с помощью маркетологов, условно новые дженериковые медикаменты будут от силы год-полтора, пока их не начнут массово изготовлять остальные фармзаводы, и тем самым не замкнут порочный круг, закономерно приводящий к демпингу.
Вся прочая фармпродукция, например, оригинальные препараты, требуют как длительного времени для освоения, так и немалых финансовых ресурсов для их продвижения на рынок, чего отечественные производители в общей массе позволить себе не могут. Не удается им разместить у себя и изготовление лицензионных медикаментов. И прежде всего из-за практически повального несоответствия стандартам, а также в связи с небольшой емкостью российского лекарственного рынка, неспособного переварить, то, что российская фарминдустрия могла бы потенциально изготовить. Иными словами, спасительное импортозамещение пока еще недоступно для многих российских фармпредприятий.
Но выживать при этом надо, и тут уже не приходится быть особенно разборчивым в средствах. Тем более когда незавидное финансовое положение вынуждает фармзавод, зачастую расположенный еще и в отдаленном проблемном регионе, соглашаться на кабальные условия либо на недобросовестные формы ведения бизнеса. Как раз в этом преуспели отдельные финансовые институты, желающие разнообразить свой бизнес и отвечающие набору необходимых для подобной деятельности требований. К таковым относятся неэтичные методы ведения бизнеса, наличие административного ресурса средней величины и аналогичного уровня свободных финансов. Последних, что немаловажно, требуется в заведомо меньших объемах, чем нужно для законопослушной или рыночной цены входа на данный сегмент рынка лекарственных средств.
Сценарий прибыльного бизнеса отдельными эпизодами напоминает схему недружественного поглощения в сочетании с корпоративным шантажом. С тем отличием, что вместо вывода активов или получения отступного, вновь пришедшие «инвесторы» все же обосновываются на заводе и сами начинают проедать основные фонды уже вместо прежнего неэффективного руководства. Рентабельность их бизнеса будет определяться степенью контроля над конкретным фармпроизводством. Но при любом раскладе за счет истощения оставшихся заводских резервов и перекладывания издержек по его содержанию на коммунальные службы и бюджет в виде увеличения доли непогашенных задолженностей перед ними. С этой целью выбирается фармзавод, как правило, градообразующий, с недорогим и потому пользующимся спросом у малоимущих потребителей ассортиментом. По этой же причине выпускаемая традиционная номенклатура почти всегда убыточна, а сам завод отчаянно нуждается в оборотных средствах, не говоря уже о модернизации износившегося допотопного оборудования.
Далее, события могут развиваться по нескольким вариантам в зависимости от уровня приобретенных полномочий по управлению хозяйственной деятельностью фармпредприятия.
В первом варианте (минимальное доминирование) инвестор размещает на заводе заказ на изготовление определенной партии медикаментов и поставляет для этого все необходимое сырье и вспомогательные материалы, владея в итоге эксклюзивным правом на товар и не имея головной боли от процесса производства. По сути, это ординарная толлинговая схема, однако при оплате за выполненную работу инвестор старается по возможности не учитывать никаких затрат, кроме зарплаты. Из чего следует, что разница между суммой, начисленной согласно нормативной документации за выполнение конкретного объема работ, и произведенными им платежами за выпущенные по его заказу лекарства ложится на убытки данного завода.
Соглашаться на условия разорительного давальческого договора можно либо по сговору заводской администрации с инвестором за откат, либо от безысходности, или же с целью хотя бы частичной загрузки своих простаивающих мощностей. И если подобное выкручивание рук имеет успех, то никаких возможностей для восстановления ресурсов, не говоря уже о выполнении обязательств по платежам в бюджет, у завода не остается, что очень быстро оканчивается неминуемым крахом. Поэтому такие схемы применяются не часто и вместо жесткого «сотрудничества» партнеры находят компромиссное решение. Его суть в том, что заводу удается в той или иной степени компенсировать понесенные затраты путем их включения в оплату за свои услуги по переработке сырья в готовые медикаменты. А это уже не очень совпадает с установкой самого инвестора на получение максимальной прибыли.
Правда, для таких случаев у него припасены ответные меры из арсенала недобросовестных методов ведения бизнеса. Например, задержка оплаты за переработку под вымышленным предлогом плохой продаваемости товара, что, по сути, является для инвестора завуалированным бесплатным источником кредитных ресурсов. Тем не менее даже при наличии относительно льготного режима коммерческой деятельности подобный вариант бизнеса рассматривается инвестором лишь в качестве пробного и/или начального этапа взаимодействия с конкретным фармобъектом. Почему же толлинговая схема, несмотря на простоту исполнения и вроде как нескрываемые выгоды от возможности распоряжаться товаром без дополнительных и зачастую ощутимых затрат, сопутствующих владению заводом, в итоге не становится самой значимой в инвестиционной стратегии инвестора? Без сомнения, гораздо выгоднее иметь доступ к активам, чем на правах собственности владеть фабрикой, которая может оказаться тяжкой обузой. Но это в условиях цивилизованных рыночных отношений. А российская действительность с ее маловразумительными особенностями экономического уклада, к которым присоединяются еще и невнятные правила игры отечественного фармрынка, вносит свои коррективы. Так, неподконтрольный инвестору завод в любой момент может отказаться от сотрудничества, пересмотреть условия договора или сменить собственника и соответственно всю стратегию своего развития. А в случае возможной конфронтации или недовольства графиком платежей за переработку оставить всю партию произведенных медикаментов на своем складе. Поэтому более предпочтительным для инвестора в плане расширения простора для бизнес-манипулирования является второй вариант с более глубоким вхождением или врастанием в убыточное фармпроизводство. Для этого уже нет необходимости прибегать к сложным и не всегда удачным операциям вроде приобретения акций завода, которых на рынке может в нужном количестве и не оказаться. Или ввязываться, даже при наличии контрольного пакета акций, в длительное и затратное урегулирование вполне реального конфликта и противодействия со стороны остальных акционеров в связи с потенциальным ущемлением их интересов.
Гораздо проще во всех отношениях оформить передачу власти безальтернативным судебным актом. Другими словами, для установления полного контроля за предприятием достаточно лишь «грамотно» воспользоваться юридически безупречной лазейкой — феноменом банкротства, и, как правило, ложного. Прибегнуть к этой взяткоемкой процедуре можно при наличии формальных признаков несостоятельности в виде неисполненных обязательств, а точнее — неплатежеспособности фармзавода. Собственно, это и является законным основанием для принятия арбитражным судом решения о признании должника банкротом, что влечет за собой изменение статуса прежней администрации завода.
Иначе говоря, органы управления должника отстраняются от выполнения своих функций, а все его права и обязанности, включая полномочия по распоряжению имуществом, переходят к назначаемой судом основной фигуре процедуры банкротства — арбитражному управляющему. При этом преимущественное право выбора его кандидатуры принадлежит наиболее «пострадавшему» кредитору. Отсюда становятся очевидными и приоритеты инвестора, который прежде всего заинтересован в максимальном наращивании задолженности. В первую очередь это ему необходимо для инициации процесса банкротства. А кроме того, чтобы протащить в арбитражные управляющие свое доверенное лицо, которое и будет обладать всей полнотой власти на данном заводе. Технологически безболезненная интервенция обычно осуществляется путем скупки долгов предприятия, которых на рынке всегда предостаточно. К тому же подобное мероприятие представляется еще и коммерчески выгодным, поскольку многие партнеры фармзавода готовы расстаться с его сомнительными долгами буквально за символические деньги. Но в реестре требований кредиторов заявленная сумма задолженности, которая приобретается с очень большим дисконтом, отражается по своей номинальной стоимости. Со всеми вытекающими из этого благоприятными для инвестора юридическими и имущественными последствиями.
В зависимости от тех или иных намерений инвестора существуют и альтернативные варианты обретения долговых обязательств, например, с помощью искусственного обременения данного предприятия задолженностями по договору займа под залог имущества. Подобный способ вторжения применяется в том случае, когда инвестору надо побыстрее выйти из игры и заодно с большей долей вероятности возместить понесенные «убытки». Известно, что существует очередность удовлетворения требований кредиторов и все прочие долги после социальных выплат (1-я и 2-я очередь) и бюджетных платежей (4-я очередь) возмещаются в пятую очередь. И скорее всего данной категории кредиторов уже ничего не достанется, тогда как обязательства, обеспеченные залогом имущества должника, удовлетворяются в третью очередь, что позволяет надеяться на адекватное покрытие «ущерба».
Что и говорить, прием достаточно эффективный, но сложный, поскольку предусматривает высокий уровень лояльности со стороны заводской администрации, которая вместо реальных денег по данному инвестиционному кредиту получает все от того же инвестора по заведомо завышенным ценам сырьевые материалы для производственной деятельности. Результат заранее предсказуем — инвестор наращивает задолженность, так как завод не в состоянии рассчитаться по займу в связи с возросшей себестоимостью выпускаемых медикаментов. Перехват управления через банкротство оказывается гораздо действеннее акционерных механизмов. Кроме того, на период банкротства вводится мораторий по всем имевшимся задолженностям, что дает инвестору законное право не платить по долгам. А сроки оплаты по вновь возникающим обязательствам, которые растут как снежный ком, можно оттянуть под предлогом тяжелого наследия, доставшегося инвестору. В виде целого вороха проблем, одномоментно свалившихся на его плечи, о которых он даже и не догадывался. Еще срабатывают и договоренности по реструктуризации всех очередных платежей, но исключительно после оздоровления предприятия. Это обусловлено наивной верой остальных кредиторов или скорее их последней и зачастую тщетной надеждой на то, что новые собственники сумеют наконец поднять завод и рассчитаться со всеми его долгами.
Однако у новых собственников совсем другие цели. Им нужно получить максимальную отдачу от выпускаемых медикаментов, то есть постараться выжать из завода все имеющиеся ресурсы. Для этого собственник не должен вкладывать деньги ни в ремонт оборудования, ни в обновление ассортимента, ни тем более в какие-либо программы по модернизации производства, а из всех понесенных расходов компенсировать заводу только заработную плату и в отдельных случаях — затраты на тепло- и электроэнергию. Как это нередко случается, усилия, направленные для достижения поставленной цели, могут и не соответствовать запланированным результатам. Далеко не все структуры, имеющие отношение к заводу, в том числе и властные, оказываются настолько доверчивыми, чтобы безучастно наблюдать за неблагоприятным для них развитием событий, не предпринимая никаких адекватных ответных действий. В реальной жизни агрессивное внешнее окружение постарается не допустить ущемления своих личных интересов и уж точно не позволит собственнику бесцеремонного осуществления его намерений.
«Изящным» выходом из такой ситуации является вывод наиболее значимых активов во вновь учрежденную дочернюю фирму. Последняя, начав работать с чистого листа и будучи свободной от любых обязательств, фактически становится безубыточным предприятием, поскольку все ее производственные издержки продолжает нести «матушка». Формально все выглядит как попытка реструктуризации старого завода. Единогласным решением акционеров фармпредприятие становится учредителем и как бы непосредственным владельцем новой производственной базы, а в качестве вступительного взноса фигурирует еще пригодное для выпуска медикаментов оборудование. Все остальные активы, отягощающие себестоимость и не участвующие в прямом выпуске лекарств, остаются на балансе старого завода со всеми его долгами. То же самое касается и численности персонала, так как в новой структуре востребованными оказываются лучшие сотрудники старого фармпредприятия — квалифицированные кадры не отягощенные вредными привычками и/или асоциальным поведением.
Далее все происходит по хорошо отработанному сценарию — в счет погашения части бюджетных задолженностей завод расплачивается своими новыми акциями с местной властью и получает тем самым от нее необходимый административный ресурс. Что касается остальных акций нового общества, то его контрольный пакет передается заводом в собственность аффилированным структурам инвестора в зачет своих долгов перед ними. То есть местной администрации предоставляется теоретическая возможность поучаствовать в управлении реальным бизнесом, а инвестору достаются не менее реальные перспективы стать действительным хозяином нового предприятия. Как итог, удается избежать явного конфликта интересов или, во всяком случае, на какое-то время смягчить притязания или вообще дистанцироваться от претензий к заводу, хотя бы со стороны основных действующих игроков.
Правда, такая идиллия продолжается до обременения новой структуры уже очередными долгами. Но, как правило, этого времени вполне достаточно, чтобы успеть неплохо заработать на перераспределении собственности фармзавода. Дело в том, что согласно фактической калькуля-ции затрат, традиционные дженерики убыточны, и на обновленном предприятии изготовленные лекарства не выдерживают ценовой конкуренции с предложениями аналогичного товара на рынке. Из доступных средств повлиять на расстановку сил можно более низкими ценами. В связи с чем производителю приходится компенсировать свои потери благодаря запредельной эксплуатации оборудования, росту числа неоплаченных счетов за потребленные энергоресурсы, уклонению от налогообложения и от прочих обязательств перед бюджетом, а потом и перед поставщиками фармсырья. Когда же иссякнут последние ресурсы или рыночная цена на лекарства сравняется с усеченной себестоимостью медикамента по версии собственника, это станет сигналом о прекращении инвестирования (производства медикаментов по давальческой схеме) и уходе с данного фармзавода.
Следует отметить, что отказ от сотрудничества — это достаточно щекотливый момент в ряду неправомерных действий собственника, поскольку серьезно осложняет жизнь сразу всем заинтересованным лицам и участникам данной индустриальной цепочки — начиная от работников предприятия, отправляемых в неоплачиваемые отпуска, и вплоть до местной администрации, вынужденной оправдываться перед вышестоящим начальством и успокаивать разъяренный город, спешно выкраивая финансовые ресурсы.
Отдельная тема — это задолженность по энергоресурсам, фармсубстанциям и прочим вспомогательным материалам, накопленная перед поставщиками в огромном количестве за период сотрудничества инвестора с фармзаводом. Взыскать эти деньги практически невозможно, независимо от того, кто заключал договора с поставщиками, так как на заводе свободные финансы отсутствуют по определению, а инвестор не желает с ними расставаться и имеет для этого все законные основания. Вся интрига в том, что собственник заранее ограждает себя от неизбежных неприятностей, прекрасно понимая, что его противозаконная деятельность привлечет внимание налоговых и правоохранительных органов, если не в определенный срок, по мере накопления критической массы, то тогда чуть раньше, с подачи «кинутых» им кредиторов. Поэтому вся коммерческая деятельность собственника, будь то финансово-промышленная группа, инвестиционный фонд или иная структура с подходящим благозвучным и авторитетным названием, осуществляется исключительно через подставные «черные» фирмы, за которыми, естественно, не значится никаких активов и в случае нежелательного развития событий от них можно с легкостью отказаться.
Получается, что такая инвестиционная структура хотя и существует физически со всей подобающей ей атрибутикой, она, по сути, является вымышленной компанией. Для взаимоотношений с внешним миром, помимо обновляемых «левых» фирм, служит легальная «чистая» фирма, где числятся сотрудники данной инвестиционной структуры, а также собственный коммерческий банк, как правило, учрежденный компаниями, зарегистрированными в офшорных зонах. Наличие своего карманного банка позволяет контролировать все финансовые потоки «приобретенных» предприятий, чьи расчетные счета также открыты в данном финансовом учреждении, и осуществлять все нужные операции, которые было бы невозможно провести в чужом банке.
Понятно, что используемая система ухода от юридической ответственности не оставляет кредитору никаких шансов на получение задолженности — к фирме, подписывающей договора с поставщиком, инвестор формально не имеет никакого отношения. Бессмысленной затеей станет и апеллирование к суду в связи с отсутствием каких-либо ценностей или имущества у данной «черной» фирмы. В итоге в правовой плоскости данная проблема не имеет решения, и единственным альтернативным вариантом может стать подключение криминальных структур. Однако мало кому из обманутых поставщиков удается вернуть свои деньги таким радикальным способом — не всякий готов к непредсказуемым результатам параллельного арбитража, обладающего своими методами принуждения. А кроме того, теневые разборки эффективно упреждаются профессиональными действиями умелой службы безопасности и наличием пресловутого административного ресурса у инвестора.
Какие же коммерческие структуры сейчас не брезгуют таким малопривлекательным с точки зрения общественной морали способом зарабатывания денег? В основном это удел откровенно слабых либо потерявших былую мощь организаций. Поскольку крупный, респектабельный и заботящийся о своей репутации бизнес в сомнительные аферы уже не ввязывается, так как давно сумел занять лучшие сегменты рынка, успешно удерживаемые им и поныне. Менее удачливым конкурентам приходится довольствоваться тем, что осталось, и пытаться выстраивать собственную деловую стратегию в соответствии с уровнем своей бизнес-структуры.
Что же не позволяет властям искоренять или по возможности пресекать деятельность таких фармацевтических шакалов? Как ни парадоксально, но исключительно чувство самосохранения. Теоретически вмешательство исполнительной власти должно если не устранить, то хотя бы уменьшить степень экономического ущерба и привести к наполнению бюджетов разных уровней налоговыми поступлениями и коммунальными платежами. На деле действия администрации по наведению порядка не приведут к ожидаемым результатам. Например, решительное отключение завода от энергоресурсов за неуплату не заставит инвестора раскошелиться, даже несмотря на бесплатную и не компенсируемую эксплуатацию активов предприятия. Возросшие накладные расходы по содержанию завода однозначно поглотят заведомо неправедный доход инвестора, поскольку станут дополнительно отягощать себестоимость и без того условно убыточного товара.
Оказавшись в подобном положении, ему будет выгоднее уйти, поскольку благотворительность в такой степени в планах инвестора не предусмотрена. Это прекрасно понимает и администрация области. И если она способна реанимировать фармпроизводство или обладает ресурсом для оплаты пособий сотрудникам остановившегося завода, пока не будет найден более сговорчивый инвестор, то в этих случаях администрация спокойно откажется от услуг старой команды, рулившей заводом. И потворствовать его методичному разорению не станет. Но, как правило, местные власти пока не в состоянии адекватно устранять нежелательные явления, и поэтому продление агонии умирающего фармзавода становится уже общей целью инвестора и властных структур, несмотря на различия в мотивации.
Что же лежит в основе такой консолидации и почему еле живой заводик так важен местной администрации? Прежде всего потому, что он нередко является градообразующим предприятием и на нем продолжается выпуск, пусть убыточной и устаревшей, но дешевой и востребованной населением продукции. Тем самым сохраняются рабочие места и снимается социальная напряженность. Никому ведь не надо новых взрывов негодования, акций неповиновения или митингов протеста с последующими перекрытиями Транссиба радикально настроенными забастовщиками, как это неоднократно имело место, например, в Анжеро-Судженске. А скудные бюджетные средства, которые в случае остановки завода неминуемо бы пошли на вынужденное содержание всего города, могут быть перенаправлены на латание дыр в иных сферах областной экономики.
И кто умело воспользуется этими обстоятельствами, у того и получится сделать доходный бизнес на нерентабельном предприятии. В свою очередь, администрация будет закрывать глаза на недополученные бюджетные платежи, а то и вообще примет кулуарное решение о списании долгов. Исходя из того, что лучше пожертвовать чем-то малым, но выиграть в большом. Поскольку оптимальная модернизация фармпредприятия, не говоря уже о выпуске современного и коммерчески целесообразного ассортимента, не окупит ущерба, наносимого в данный момент неплатежами. Фактически подобная ситуация будет выглядеть как скрытая дотация убыточному, но продолжающему исправно функционировать производству. Оказывается, что официальные дотационные механизмы в данном случае неприемлемы, поскольку приведут к цепной реакции — подобных льгот с таким же успехом потребует подавляющее большинство предприятий области. А на всех не хватит.
Таким образом, единственная польза от такой полулегальной и сомнительной деятельности «инвестора» в том, что управляемое и контролируемое им конкретное предприятие до поры остается на плаву, невзирая на свое все более ухудшающееся положение. В противном случае фармзавод был бы остановлен, а люди остались бы без зарплаты. И маловероятно, что они с должным пониманием отнеслись бы к тому, что единственный на данном временном этапе источник их существования сможет иссякнуть в угоду торжества весьма далеких от них принципов экономической целесообразности.
Скорее всего именно это обстоятельство позволяет сделать парадоксальный прогноз о непотопляемости подобных предприятий. Ведь когда такой завод, исчерпав все свои резервы, будет разорен окончательно, а рано или поздно это случится, то с большой долей вероятности он перейдет под патронаж местных чиновников. Они же с чистой совестью сделают все необходимые телодвижения, чтобы фармацевтические руины повисли на шее государства. А самой первой акцией станет лукавое заявление о том, что, несмотря на все отчаянные меры, принимаемые местной властью для финансового оздоровления фармзавода, угроза его остановки сохраняется. С неминуемыми последствиями, как в плане ограничения доступа социально незащищенных слоев населения к дешевым медикаментам, так и в виде непредсказуемой ситуации с поголовной безработицей.
Необходимо подчеркнуть, что скрупулезное соблюдение протокольного иерархического порядка является обязательным условием получения нужного правительственного решения. Поэтому при наличии всех ранее пройденных установленных этапов будет достаточно, чтобы федеральные власти легко согласились себе в ущерб обеспечивать выпуск убыточной фармпродукции для снабжения льготных категорий больных бесплатными медикаментами в рамках госзаказа. По времени находиться на «капельнице» заводу придется до тех пор, пока дотировать нерентабельный выпуск лекарственных средств будет проще и выгоднее, чем один раз перевезти и разместить целый город на другой, менее рискованной для жизни территории.
