Почти кризисная ситуация, сложившаяся в конце июля на конференции ВТО в Женеве, вызвала в России большой интерес. За неспособностью ведущих сельхозпроизводителей договориться о пределах субсидий сельскому хозяйству некоторым увиделся конец этой организации. По тону комментариев было видно, что у кого-то даже затеплилась надежда, что сейчас эта организация развалится, и России станет некуда вступать. Так школьник накануне контрольной надеется, что завтра школа сгорит. Все же прав наш главный переговорщик в ВТО М.Медведков, назвавший проблему вступления в первую очередь психологической.
Зачем все это?
Зачем же Россия собралась вступать в ВТО? Очевидно, что для России проблема выбора — интегрироваться ей в мировое экономическое пространство или не интегрироваться — уже не стоит. Членство в ВТО должно стать инструментом защиты национальных интересов России на мировых рынках. И мощным внешним стимулом для решения тех задач, которые нам и так нужно решать. Развитие российской экономики возможно лишь при ориентации на жесткие требования мирового рынка, на завоевание в нем своих собственных новых ниш. Того, кому предыдущий абзац показался гнилой «грефовщиной» и бездумным отношением к отечественному производителю, прошу простить мне легкое лукавство. За исключением первого риторического вопроса, весь он — раскавыченная цитата из В.В.Путина (Послание Федеральному Собранию 2002 г.) В ней — суть того, зачем Россия стремится в ВТО: членство в этой организации не самоцель, вообще не цель, а средство. Президент назвал это «инструментом». Продолжим эту аллюзию. Инструментом можно сделать работу, непосильную голым рукам, но можно и попасть себе по пальцу. Все зависит от мастера. Так что вступление в ВТО — проблема не внешней, а внутренней экономической политики. И успех нашего членства в ней — не только и не столько в том, какие условия выторгуют наши переговорщики, а в том, насколько мы сами будем готовы жить по правилам рынка, а не базара. Подобно тому, как членство в Совете Европы является для государства инструментом формирования правового государства, членство в ВТО создает условия для структурной перестройки экономики. Как бы ни хотелось кому-то восстановить в России смертную казнь — нельзя, поскольку это несовместимо с нормами Совета Европы. Международные обязательства заставляют Россию делать то, до чего она «русским путем развития» брела бы еще не одно десятилетие. Так и принципы, вытекающие из членства в ВТО, позволят создать стимулы для инновационного обновления традиционных для России отраслей. Сегодня такие отрасли имеют объективную возможность выбора между «инерционным развитием» под прикрытием протекционистских барьеров и рискованным обновлением. Со вступлением в ВТО такой выбор меняется на другой: либо ты сумеешь вывести отрасль на современный уровень в оговоренный срок (тогда ВТО — полезный инструмент), либо не сумеешь (тогда этот инструмент отшибет тебе палец). Казалось бы, все ясно. Но сопротивление открытию рынков для честной конкуренции продолжается, принимая все более изощренные формы. Никто (или почти никто) не говорит, что вступать не надо. Зато многие добавляют: «…но когда будем готовы», «…на особых условиях», «когда отечественный производитель догонит…». Лет десять назад медиа-империя, принадлежавшая одному почтенному (о покойных плохо не говорят) банку вела «артобстрел» элиты изо всех информационных стволов: «иностранные банки пускать нельзя, чтобы свои не разорились. Вот через десять лет мы встанем на ноги, тогда сами попросим открыть рынок». Прошли годы; нет того банка, совсем по-другому выглядит медиа-империя, а песня все та же: «вот, через десять лет…». И банковский сектор — далеко не единственный, использующий эту тактику: под видом отсрочек и дополнительных условий затянуть процесс вступления в ВТО как можно дольше. Такие вот особенности национального вступления в ВТО. Они — не в технологиях и не в условиях торговли, они — в пещерности мышления. Герой Льва Толстого как-то сказал: «Много ли железа и какие металлы в солнце и звездах — это скоро узнать можно; а вот то, что обличает наше свинство, это трудно, ужасно трудно…» А многое из того, что «не пускает» Россию в ВТО — свинство с точки зрения современной экономики и интересов потребителя. Свинство — продолжать выпускать автомобили такого качества и с такими экологическими характеристиками, да еще и защищать их импортными барьерами. Свинство — ставить на неплохие планеры «ИЛов» и «ТУшек» моторы такой шумности и такой «прожорливости». Свинство, когда пиратские CD можно купить на каждом углу, а их производителей и продавцов государство «не замечает». Свинство, когда банковский рынок «полузакрыт» для зарубежных банков, но просторен для «Содбизнеса», ГУТЫ и иже с ними. Ряд таких примеров можно продолжать до бесконечности.
Объяснений этому свинству множество, и часто причины носят объективный характер: слишком тяжело наследие командной экономики, многолетней изоляции от мировых рынков и технологической блокады. Поэтому, оценив эту «свинскую ситуацию», главное — не вдаваться в идеологические споры, а прагматично решить: а что мы с этим свинством собираемся делать? Одно дело — если мы хотим с ним покончить. Тогда барьеры от мирового рынка нам нужны, но лишь такой высоты, чтобы минимально достаточно защитить каждую отрасль на период, пока она модернизируется. Другое — если под видом «национальной специфики» мы это свинство хотим сохранить навсегда. В первом случае барьеры должны быть легкими и разборными, во втором — железобетонными.
Какой путь мы прошли? Россия начала вступать в ВТО, когда еще не было ни России, ни ВТО. Советский Союз на исходе своего существования начал присматриваться к ГАТТ — Генеральному соглашению по торговле и тарифам (предшественнику ВТО). В ВТО же Россия подала заявку в 1995-м. Казалось бы, процесс затянулся. Но вряд ли можно было рассчитывать на более скорое прохождение «этапов большого пути». Задача перед переговорщиками стояла неподъемная. Начиная процесс вступления в ВТО, мы как заклинание повторяли требование, чтобы нас приняли на «стандартных условиях». Нам столь же занудно отвечали, что стандартных условий в ВТО нет — каждая страна уникальна. И правы в этом споре не мы. На самом деле в ВТО нет стандартных, но есть де-факто облегченные условия. Например, для наших бывших братьев, типа вступивших в эту организацию Грузии или Молдавии. А чего с ними спорить: влияние на мировую экономику — нулевое, протекционистскими барьерами защищать нечего: промышленности почти нет, только вино и зелень-мелень всякая, внутренний платежеспособный спрос на предельно низком уровне. А Россия? Рынок со 140 миллионами потребителей. Нефтедоллары. Богатейшие природные ресурсы. Дешевая энергия. Развитая металлургия. Огромное число промышленных предприятий, образованная и пока еще квалифицированная рабочая сила. В общем, по всему видно, что страна не очень стандартная: какие могут быть стандартные условия? Ясно, что торг и должен был быть максимально тяжелым, хотя бы потому, что за нами в очереди в ВТО экономик такого размера нет. Но была сложная задача и «изнутри». Впервые в истории России нужно было вынести на внешнеполитическую арену согласованную позицию государства и бизнеса по проблемам такого масштаба. Это — при нашей «культуре» согласований позиций ведомств. Это — при том, что целый ряд государственных органов прямо или косвенно вовлечен в «хозяйственную деятельность» курируемых ими секторов экономики, и соответственно заинтересован в сохранении выгодных «правил игры». Это — при том, что ни МИД, ни МЭРТ не обладали должным «аппаратным весом» и опытом сведения множества ведомственных позиций в единую «государственную». Это при патологическом страхе бизнеса перед западными конкурентами. За прошедшие годы удалось создать этот механизм выработки общегосударственной позиции по защите экономических интересов, и этот механизм будет востребован еще долгие годы. Вспомним, как на помянутой выше сессии ВТО Франция отчаянно защищала свою позицию силами двух министров и главы крупнейшего сельхозпрофсоюза. Удалось найти компромисс по львиной доле товарных позиций с членами ВТО. Удалось — немалыми трудами — разгрести структурные завалы экономической политики (например, чтобы привести наше законодательство в области стандартизации в соответствие с современными требованиями, пришлось менять главу Госкомитета и устраивать там грандиозный «разбор полетов»). Удалось отбить массированную пиаровскую атаку на правительственную линию, за которой «угадывался» один из «олигахов». Удалось жестко ограничить лоббистские аппетиты многих отраслей, и лишь после этого привлечь их к конструктивной работе по выработке переговорной позиции. Недавнее и очень крупное достижение — успешное завершение переговоров по ВТО с Евросоюзом. Здесь нам пришлось столкнуться с самым масштабным шантажом. Дело в том, что «пропуск в ВТО» должен быть подписан каждой из ее членских стран. Значит, велик искус воспользоваться этим правом вето, чтобы решить иные проблемы, даже имеющие очень косвенное отношение к ВТО. Так, Евросоюз «нажал» на нас по болезненной для себя теме либерализации газовой отрасли. Компромисс был найден: мы взяли на себя определенные обязательства, а также пообещали позитивно подойти к ратификации Киотского протокола по ограничению вредных выбросов в атмосферу. За это европейцы уступили по «газовой» теме. Никто не называл это «разменом», но фактически он состоялся, и пал один из самых высоких барьеров на пути России в ВТО.
Не менее сложно было договориться и с Китаем. Наш восточный сосед занимался тем же шантажом, что и Евросоюз, выдвигая одно новое требование за другим. Волновали китайцев одни проблемы (доступ рабочей силы и «челноков», строительство нефтепровода на восток и т.п.), а требования формально выдвигались другие — например, по газу (прямая аналогия с Евросоюзом). Но в ходе недавнего госвизита Президента В.Путина в Китай удалось договориться, предложив китайцам приемлемые для них варианты поставок энергоносителей.
Кто или что нас не пускает? Путь еще не пройдет до конца. Кто же или что же нас еще не пускает? Во-первых, остаются некоторые проблемы в переговорах с отдельными странами: мясо — с Бразилией, рыба — с некоторыми скандинавами, сыр, часы и шоколад — со Швейцарией, автомобили — с Японией и Южной Кореей. Но эти проблемы — рабочие. Понятен не только предмет торга, но и намерения другой стороны: «спорные» товары — существенные статьи их экспорта, и вряд ли за этими требованиями кроется что-то большее, чем честный (пусть и жесткий) торг. Понимая всю сложность этих проблем, признаем их скорее техническими. Остаются — скорее как «остаточное» явление — случаи политического шантажа (этим, например, любила заниматься Грузия — вот зачем ей было надо в ВТО — приблизиться к Западу и поторговаться с Россией). Однако и эти проблемы уйдут. ВТО — не только торговая организация, но и престижный клуб, в котором надо вести себя прилично. Если и когда Россия «пройдет» все крупные страны и проблемы, для малых партнеров станет несолидным придираться по мелочам. После договоренности с Китаем осталась лишь одна действительно серьезная проблема — США. Одно из значимых разногласий — по авиапромышленности. И здесь уместно некоторое отступление. Дело в том, что характер озабоченности последствиями вступления в ВТО у разных отраслей объективно разный. Часть секторов (телекоммуникации, банкиры, страховщики и т.п.) имеют вполне современную институциональную и/или технологическую базу, но опасается резкого усиления конкуренции в случае открытия рынка, хотя в принципе они конкурентоспособны и даже имеют преимущества на российском рынке. Другая группа, включающая в себя «традиционные» российские отрасли (в первую очередь — в обрабатывающей промышленности), осознает свою заведомую неконкурентоспособность с импортерами, а потому склонна к более жесткой протекционистской позиции. Авиационная промышленность — одна из самых «тяжелых»: чтобы «вытянуть» ее немалый потенциал на уровень современного рынка пассажирских лайнеров, потребуются огромные инвестиции, надежный режим лизинга и многое другое. Терять же эту промышленность по стратегическим соображениям никак нельзя. Американцы же давят еще и потому, что их производители последнее время уступают европейскому Аэробусу, поэтому прорыв на российский рынок (а за ним и СНГ) им очень нужен.
Вторая проблема — защита авторских прав. Россия — второй в мире производитель пиратской продукции (программное обеспечение, видео и аудиопродукция). Американский переговорщик недавно демонстрировал на пресс-конференции в Москве купленные на рынке DVD с фильмами, которые на DVD еще в Америке не выпускались. С одной стороны — полное безобразие, и американцы правы. Но есть проблема: искоренив пиратский «софт», мы, по крайней мере, на время притормозим и распространение в стране современных компьютерных технологий (потому что «фирменный софт» не каждому по карману). Да и за столь крупной «индустрией» наверняка стоят теневые интересы, которые не так просто «подвинуть».
Что будет с Россией в ВТО? Точного ответа на этот вопрос дать невозможно. Конечно, можно рассчитать, как новые рамочные условия (тарифы, квоты и т.п.) повлияют на экспорт и импорт при нынешнем состоянии российской экономики (и такие расчеты есть). Но нет ответа на главный вопрос: в какой степени вступление в ВТО «взбодрит» структурную перестройку каждой конкретной отрасли — а именно в этом должен состоять главный эффект. Проще ответить на другой вопрос: чего точно не будет. С одной стороны, не будет десятков тысяч закрытых предприятий и миллионов новых безработных. Эти страшилки были популярны в 2001 г., когда развернулась эшелонированная и хорошо проплаченная кампания против ВТО. С другой, не будет распада ВТО. Мы начали с описания эмоций российской прессы по поводу тупика в переговорах по субсидиям сельскому хозяйству. Во-первых, подчеркнем, речь шла об экспортных субсидиях, грубо говоря, о том, сколько развитые страны платят своему фермеру, чтобы он не обрушил цены на внутреннем рынке. У нас проблема другая — сколько заплатить, чтобы цены на отечественную продукцию были не сильно выше импорта, да чтобы при этом субсидии не разворовали. Во-вторых, мы никак не изживем традицию советской прессы, предвещавшей крах «Общего рынка» после каждой «тресковой войны» между Исландией и Норвегией. ВТО — организация, специально созданная для того, чтобы ругаться. Она потому никогда не распадется, потому что потребность ругаться будет всегда. Так что рецепты для России столь же просты, сколь сложно следование им: — завершить переговорный процесс с минимум уступок; — научиться ругаться без мордобоя; — учиться пользоваться инструментом ВТО на пользу экономике и обществу и не бить этим инструментом себе по пальцу. И тогда все у нас получится.
Борис Макаренко,
первый заместитель генерального директора Центра политических технологий
«Политический журнал» №39(42)Б, 25 октября 2004г.
