Сергей Есенин впервые увидел Москву в 1911 г., а всего в Белокаменной он прожил большую часть своей творческой жизни — около восьми с половиной лет. Его первый московский адрес — двухэтажный деревянный дом купца Крылова в замоскворецком Большом Строченовском переулке, где сейчас находится московский музей поэта. Свои последние стихи, едва ли не самые лучшие, поэт написал в ноябре-декабре 1925 г., когда лечился в клинике МГУ на Девичьем поле. В Доме печати на Никитском бульваре (д. 8-а, ныне Дом журналиста) он, выступая последний раз, читал «Цветы мне говорят прощай…» Сюда приходили к нему прощаться, а затем отнесли по Никитскому и Тверскому бульварам, вокруг памятника Пушкину и по Тверской на Ваганьково. …С той поры прошло 70 лет, и Москва вновь увидела Сергея Есенина. Он появился молодым красавцем с голубыми глазами и золотой копной волос, читал стихи и танцевал танго с Айседорой Дункан. Чудо произошло на Тверской, в зеленоватом с белыми деталями и куполом доме № 5, где до революции помещался большой Постниковский пассаж. В 1930-х гг. здание оборудовали сценой, на которой выступали разные труппы, например Мейерхольда, а после войны в пятом доме утвердился Московский театр им. М. Н. Ермоловой. 5 ноября 1995 г. здесь состоялась премьера спектакля «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» Спектакль имел оглушительный успех, сравнимый с публичными выступлениями самого Сергея Есенина и по сие время с неизменным аншлагом идет пьеса о великом русском поэте, написанная драматургом Нонной Юрьевной Голиковой. Появились рецензии, интервью, прошли передачи на радио и телевидении, где автор немного рассказала про историю пьесы и еще меньше о себе. Пьеса уже стала достоянием русской культуры, поэтому логичен интерес к личности автора, удивительным встречам и находкам, таинственным сближениям в жизни и творчестве, о которых А. С. Грибоедов заметил: «Бывают странны сны, а на яву — страннее.» Мы не раз встретимся в этом сюжете со странностями, похожими на сновидения, из которых сложились реальная жизнь автора и замечательная драматургия ее театрального романа. Автор пьесы родилась в Москве перед самой войной и безмятежно спала в своем доме в Мерзляковском переулке, когда ночью 12 августа 1941 г. огромный авиационный фугас упал справа от лестницы на Тверской бульвар. Взрыв превратил тротуар и мостовую в тридцатиметровую воронку, а воздушная волна повалила статую Тимирязева и выбила стекла в домах у Никитских ворот. В первые месяцы войны Москву бомбили основательно. Бомбы падали на Кремль и Большой театр, крупные фугасы разрушили жилые дома на Большой Никитской, и совсем рядом — на Поварской. На Моховой бомба уничтожила памятник М. В. Ломоносову и повредила здание МГУ. Жители столицы уезжали на восток, эвакуировались заводы, архивы, музеи. Вокруг Москвы копали окопы, строили бетонные доты, на улицах города появились противотанковые ежи. Как многие другие взрослые москвичи, папа нашей героини отправился на фронт, а в страшные дни октября 1941 г. остальная семья уехала в Уфу, куда эвакуировался оборонный завод, на котором работал дедушка. На тяжкое военное время пришлась самая прекрасная пора жизни дошкольного детства, когда маленький человек учится ходить и говорить. Вернувшись в Москву после победы, наша героиня впервые вошла в свой дом в Мерзляковском переулке. Такие дома, строившиеся на скорую руку в послепожарной Москве 1812 г. были обычны в застройке от Никитских до Арбатских ворот, в переулках и на улице Арбат. Дом под № 14 по-прежнему стоит напротив Скатертного переулка и на втором этаже имеет 14 окон по фасаду. В первом этаже на пару окон меньше, потому что поперек дом прорезан подворотней, куда выходят две черных лестницы. Иногда в подворотню приходил слепой в темных очках с охапкой поленьев. Он жил один и сам колол дрова, которые покупал на дровяном складе у Никитских, возле церкви Большого Вознесения, где когда-то венчался А. С. Пушкин, век спустя — в 1928 г. отпевали первую народную артистку М. Н. Ермолову, а теперь находилась трансформаторная подстанция с надписью на двери: «Не входи — убьет». Напротив церкви, на углу Мерзляковского и Большой Никитской, стоял хилый домишко со знаменитым мясным магазином, где в витрине привлекали народ три раскрашенных гипсовых поросенка. Напротив «Трех поросят» помещались «Консервы» — магазин, украшенный изумительными витражами с виноградными гроздьями и полированными прилавками, где продавали вовсе не консервы, а свежие фрукты и соки в разлив, конфеты, восточные сладости: косхалву с орехами и кунжутом, козинаки, рахат-лукум, шербет… Прямо на площади Никитских ворот и вдоль Большой Никитской, где сейчас сквер и уродливый фонтан, помещался фирменный магазин «Бакалея» — один из немногих тогда в Москве. Со стороны Малой Никитской к магазину и церкви Вознесения напротив дома Рябушинских примыкала керосиновая лавка. Другая керосиновая лавка торговала на углу Большой Никитской и Вознесенского переулка, немного не доходя Консерватории. Проходными дворами, с мамой или бабушкой, она ходила гулять на Никитский бульвар, откуда уже убрали огромный, как дом, аэростат воздушного заграждения, управлямый женской командой в сапогах и гимнастерках. Семья Голиковых обитала в коммуналке на втором жилье (этаже), откуда виднелся мощен-ный булыжником перекресток Мерзляковского и Скатертного. Перед домом еще стояли каменные тротуарные тумбы, спасавшие некогда прохожих, если сани заносило на тротуар. Весной вдоль тротуара вниз к Арбату по булыжнику струился ручей, и мальчишки пускали кораблики «с парусами в косую линейку», которые, качаясь на волнах, доплывали до самой Поварской улицы. Мерзляковский сохранил булыжное мощение до середины ХХ в., хотя еще в начале века в переулке поднялись добротные доходные дома в стиле модерн, здание музыкального училища и Флеровской гимназии. Справа, по нечетной стороне, угол Мерзляковского и Поварской занимал старый дом с ротондой и двумя лестницами, которые вели в древнейшую (XVIII в.) в Белокаменной Старо-Арбатскую аптеку. С другой стороны Поварской начиналась Большая Молчановка, где в пятиэтажном доме
№ 12, выстроенном в 1910 г. в стиле модерн с симпатичными фонарями по фасаду и отделанном керамической плиткой, помещалась районная детская поликлиника № 7. Рядом — деревянный дом с мезонином, где в начале ХIХ века жил М. Ю. Лермонтов. Дальше, по Б. Молчановке, стоял дом Охотниковой за № 22, в котором жила М. Н. Ермолова в начале 1880-х гг. В это время актриса работала над своей знаменитой ролью Жанны в пьесе Ф. Шиллера «Орлеанская дева».
Здесь пора уведомить читателя, что участие Марии Николаевны Ермоловой в нашем повествовании особенное и даже мистическое. Великая актриса появляется вне времени и совершенно независимо от своей реальной жизни. Ее последний выход хронологически относится к юности и должен быть первым. Однако, несмотря на очевидные странности, самым невероятным, роковым образом Мария Николаевна увязывает ход событий русской культуры за прошедшие полтора века. Как-то наша героиня Нонна Голикова узнала занятную домашнюю легенду, что их дом в Мерзляковском переулке построен на участке, когда-то купленном французом, стало быть, на французской земле. Так или иначе, но профессор-гомеопат с фамилией Жаке проживал в правом крыле дома. Нередко ее возили во Внуково, к бабушке Нонне Петровне Веселовой. В двух шагах от бабушкиного дома, если пройти глухой забор поэта В. И. Лебедева-Кумача, находилась дача бабушкиной сестры — Любы. Киноактрису Любовь Орлову и ее мужа кинорежиссера Григория Александрова в СССР знали все. Однажды дети подготовили домашний спектакль, который смотре-ли родители, бабушка и немногочисленная публика: Л. Орлова, Г. Александров, Ф. Раневская, В. И. Лебедев-Кумач, Леонид и Эдит Утесовы. Школьная жизнь закончилась в родном Мерзляковском, в 110-й школе, где она проучилась последние три года, когда ввели совместное обучение. Сейчас она весело вспоминает, что не получила медали из-за четверок по физкультуре и черчению. Она поступила в ГИТИС благодаря М. Н. Ермоловой. Когда на экзамене прозвучал последний решающий вопрос: «Кто такая Мария Николаевна Ермолова?», — она чуть не сказала, что — тезка. Папе больше всего нравилось имя жены — Нонна, так же он записал дочь. Однако, благодаря маме, у дочери появилось домашнее, а потом школьное имя — Маша. В свой первый театральный дом в Малом Кисловском переулке Маша ходила пешком или проезжала одну остановку на 5-м или 8-м троллейбусе от Никитских до Консерватории. Театральный институт(академия) занимает старинный усадебный дом XVIII века под № 6, где с начала ХХ в. находилось музыкально-драматическое училище Московского филармонического общества. Маша закончила театроведческое отделение ГИТИСа с отличием и получила рекомендацию в аспирантуру с темой: «Драматургия М. А. Булгакова». Аспиранткой Маша читала в институте спецкурс о драматургии тогда малоизвестного автора знаменитой мхатовской пьсы. В ГИТИСе еще преподавал высокий черноволосый красавец-профессор, нар.артист РСФСР
Г. Г. Конский, Гри-Гри, как звали его мхатовцы. Он дружил с М. А. Булгаковым и оставил самые интересные, яркие воспоминания о писателе. В эти годы Маша наведывалась в дом № 25 по Никитскому (тогда Суворовскому) бульвару, где на втором этаже в кв. 23 после войны поселилась Е. С. Булгакова и находился архив писателя.
После рождения сына Маша занялась литературно-драматической критикой и поступила на работу в Гостелерадио редактором в отдел театральных передач литературно-драматической редакции. Вскоре после выхода в свет книжки журнала «Москва» с романом «Мастер и Маргарита» Маша подготовила и провела первую отечественную телепередачу о М. А. Булгакове, которая состоялась 24 ноября 1966 г. Телевидение тогда работало живьем на нервах редактора, который все эфирное время трясся от страха за любое неутвержденное начальством, случайно оброненное слово. Маша написала сценарий передачи и показала его начальству, которое увидело в сценарии апологетику заблуждений писателя и потребовало основательной переработки. Вел эфир режиссер Леонид Варпаховский, а самым главным участником выступил Павел Александрович Марков, театровед, критик, режиссер и профессор, у которого она училась в ГИТИСе. Благодаря П. А. Маркову, в его бытность заведующим литературно-драматической частью МХАТа, состоялась постановка знаменитой пьесы М. А. Булгакова «Дни Турбиных». Жаль, очень жаль, что передачи тогда не записывали. Автор и редактор передачи Н. Голикова оставила сценарий без изменений, и на следующий день ей пришлось уволиться с телевидения. После телевидения Маша отправилась служить… М. Н. Ермоловой, знакомство с которой помогло на вступительном экзамене в ГИТИС. Попросту говоря Маша поступила научным сотрудником в музей-квартиру Марии Николаевны на Тверском бульваре № 11. Кабинет великой актрисы хорошо виден с бульвара благодаря сиреневым стеклам ее комнаты на фасаде трехэтажного старинного особняка постройки XVIII в. Музей только готовили к открытию, и Маша учитывала, систематизировала экспонаты, готовила план экспозиции. Она чувствовала себя хозяйкой дома и порой надевала пахнущее нафталином старинное бальное платье, длинные перчатки, шляпу с цветами и вуалью, брала лорнет, веер и выходила из гостиной на балкон. Публика Москвы социалистической с интересом взирала на даму из прошлого, которая, поглядев в лорнет и обмахиваясь веером, посылала неведомо кому воздушные поцелуи, после чего скрывалась за фиолетовыми окнами. К весне 1969 г. Маша закончила подготовительную работу к открытию музея и ушла из него в Московский драматический театр им. А. С. Пушкина на должность зав. литературно-художественной частью. Театр этот находится, как известно, в доме № 23 по Тверскому бульвару, на нечетной, левой стороне, ближе к Тверской относительно дома Марии Никола- евны. История современного театрального здания отсчитывается с 1914 г., когда владельцы ампирного дворянского особняка, построенного в середине XIX в. на углу Богословского переулка и Тверского бульвара, затеяли его превращение в театральное здание по проекту архитектора П. П. Кисель- никова. Театр стал называться Камерным, и в нем 35 лет выступала труппа, которой руководил А. Я. Таиров и где блистала актриса А. Г. Коонен. Чету Таирова-Коонен связывали с М. Н. Ермоловой отношения трогательного внимания, сердечности и восхищения. Артисты Камерного по-соседски приходили к М. Н. Ермоловой с елкой и свечами на Рождество, приглашали на спектакли. Прощальные слова от артистов московских театров произнес А. Я. Таиров на панихиде по великой актрисе возле Малого театра. В декабре 1928 г. Камерный театр показал «Багровый остров» М. А. Булгакова — «первый в СССР призыв к свободе печати». Постановка вызвала злобный окрик главного кремлевского режиссера, который обозвал пьесу макулатурой для буржуазного Камерного театра. Власти предержащие закрыли таировский театр за «формализм» полвека назад. Но память о прекрасном искусстве А. Я. Таирова и А. Г. Коонен осталась. Москвичи по-прежнему театральный дом по Тверскому, 23 зовут Камерным театром… Айседора Дункан и С. Есенин были коротко знакомы с А. Я. Таировым и А. Г. Коонен, бывали на спектаклях Камерного театра. В 1923 г. А. Дункан отправилась с Камерным театром на гастроли в Питер, куда приехал и С. Есенин. Вспоминая молодость, об этом нашей героине рассказывала в 1970-х гг. сама Алиса Георгиевна, показывая фотографии М. Н. Ермоловой, М. А. Булгакова, А. Дункан и С. Есенина. Дома у А.Г.Коонен увидела Маша эскизы декораций художников Аристарха Лентулова и Георгия Якулова, которые жили поблизости от театра, на Патриарших. В квартире А. Лентулова на пятом этаже дома № 27 в Большом Козихинском бывали А. Я. Таиров с А. Коонен, Игорь Северянин, Макс Волошин, Александр Пирогов, Алексей Дикий, А. Н. Толстой. Художник общался с С. Есениным, любил его стихи и бережно хранил книгу с дарственной надписью поэта. По инициативе А. Лентулова образовался «Бубновый валет» — содружество художников Петра Кончаловского, Ильи Машкова, Роберта Фалька и др. Петр Кончаловский и Георгий Якулов жили рядом на Большой Садовой, в пятиэтажном, в стиле модерн, доходном доме № 10, который построил в 1903 г. миллионер, владелец табачной фабрики «Дукат,» Илья Пигит. Зимой у своего зятя П. Кончаловского нередко квартировал знаменитый В. И. Суриков, приходили В. Хлебников, Д. Бурлюк и С. Коненков, с которым дружили С. Есенин и А. Дункан. В Третьяковской галерее хранится написанный П. Кончаловским замечательно яркий и выразительный портрет Андрона Якульича. Так «бубновалетчики» шутливо именовали Георгия Богдановича Якулова — «последнего короля московской богемы» 20-х годов, заводилы и гуляки. Знаменитое кафе «Стойло Пегаса» на Тверской, украшала его собственноручная роспись с портретом С. Есенина, который посвятил художнику свою «Балладу о двадцати шести». В «Стойле Пегаса» Жорж Якулов появлялся в фиолетовом фраке, сшитом из бархатной портьеры, но несмотря на богемный образ жизни в застольях и табачном дыму, успевал продуктивно работать. Именно на сцене Камерного театра художник достиг успеха и славы, оформив многие спектакли А. Я. Таирова, например «Жирофле-Жирофля» Ш. Лекока и «Принцессу Брамбиллу» Э. Т. Гофмана.
Роль принцессы Брамбиллы принесла известность Августе Миклашевской, с которой у С. Есенина был роман, и в августе 1923 г. поэт посвятил актрисе лирический цикл: «Заметался пожар голубой», «Пускай ты выпита другим» — всего 7 стихотворений. Много лет спустя А. Миклашевская написала очень добрые, лиричные воспоминания о своих встречах с С. Есениным.
В 1920-е годы в доме Пигита поселился М. А. Булгаков, а потом в «нехорошей квартире» № 50 появились его литературные герои. История любви А. Дункан и С. Есенина обнаруживает странные сближения с сюжетом булгаковского романа. Действие «дьявольского» произведения завязывается на Патриарших, продолжается в доме 302-бис, там встречаются Воланд и Маргарита. Художник Г. Якулов обитал в квартире 38, где познакомилась А. Дункан с С. Есениным и где начался их роман. Поэт и танцовщица любили и страдали, а потом погибли при абсолютно разных, но совершенно дьявольских обстоятельствах. В 1960-70-х гг. театром им. А. С. Пушкина руководил Борис Иванович Равенских, который очень хотел поставить спектакль о С. Есенине и просил завлита Н. Голикову найти хорошую пьесу. Она искала, но хорошей пьесы не нашлось, а Борис Иванович не сказал: «Напиши!» В театре им. А. С. Пушкина наша героиня работала с актером Виталием Безруковым, сын которого потом сыграл роль С. Есенина в ее пьесе, до которой оставалось еще очень далеко. Н. Голикова ушла из театра им. А. С. Пушкина в год Московской Олимпиады-80. Тогда к олимпийским играм появилось множество изданий, в их числе иллюстрированная энциклопедия «Москва», где статьи следуют по алфавиту, поэтому М. Н. Ермолова на стр. 256 соседствует с С. Есениным. Внизу страницы большое цветное фото интерьера музея-квартиры великой актрисы на Тверском бульваре, где работала Маша. Есть и фото памятника С. Есенину, причем, что интересно, помещено оно в колонку с текстом статьи о М. Н. Ермоловой. На вольных хлебах наша героиня занималась литературной критикой, написала книгу об актрисе Ие Савиной, вела радиопередачу «Театр и жизнь», сменив ведущего Виктора Комиссаржевского. Затем недолго работала в столичном управлении культуры, побывала редактором литчасти во МХАТе у Т. Дорониной. В сентябре 1989 г. Маша поступила на работу заведующей литературно-драматургической частью Московского драматического театра им. М. Н. Ермоловой. Именно в этом театре по воле судьбы или самой Марии Николаевны появилась пьеса о С. Есенине. Роль судьбы сыграла актриса Оля Селезнева, которая однажды сказала:»Напиши пьесу про С. Есенина, ведь скоро юбилей». С судьбой, как известно не поспоришь. Маша несколько дней размышляла, потом достала несколько книжек, купила блок сигарет, загрузила холодильник едой и 10 дней не выходила из дома… Н. Голикова написала историю любви поэта и танцовщицы и трагедию жизни таланта в разрушенной стране. За десятилетия, прошедшие после гибели поэта, история и время доказали, что С. Есенин — «не чета каким-то там демьянам» — холуйствующим стукачам, канувшим в Лету, а гениальный русский поэт, который остался со своим народом в вечности. С. Есенин был прост и сложен как натуральная, великая Природа, которую он пел. Естественность самовыражения в танце отличала искусство А. Дункан, которая первой назвала русского поэта гением. «Жизнь моя…» — пьеса про историю любви С. Есенина и А. Дункан, поэта и танцовщицы, людей сходных богемностью, театральностью жизни, замыкающейся на глубоком внутреннем одиночестве. В истории любви как в зеркале отражена жизнь С. Есенина, трагедия поэта и человека. У зеркала, изящной мизансценой завязывается драматургия пьесы «Жизнь моя…». До их встречи судьба обделяла С. Есенина и А. Дункан самым естественным человеческим чувством — любовью. Айседора пережила гибель детей, а С. Есенин так и не встретил любимой женщины. Судьба каждого была изначально трагична. Обреченность свела их вместе, отсюда и вспыхнула любовь с первого взгляда. Одна из лучших сцен пьесы — танго, танец страсти и судьбы героев. Сцена прекрасно придумана и ювелирно расписана драматургически. Современники не оставили на этот счет свидетельств, но Айседора была лучшей исполнительницей танго в Европе, а С. Есенин тоже любил танцевать. Танго возникло среди испанских колонистов Аргентины как мелодия тоски по навсегда покинутой родине. Позже в Европе танго стало танцем страсти. В пьесе образным языком танца показаны накал страстей и безысходность, трагизм судьбы поэта и танцовщицы. «Жизнь моя…» — пьеса о русской жизни, где веками безнаказанно убивают людей, которые создают культуру нации и, стало быть, величие страны. Н. Голикова воспроизвела в пьесе исторический колорит страны негодяев 1920-х гг., время разрухи, голода, революционного террора коммунистической преисподней, где правила бал сатанинская власть шариковых-швондеров, которые уничтожение талантов поставили на поток. По воле наркомвоенмора Троцкого и Железного Феликса этот сброд определял судьбу русского гения. Власть дешевых недоумков довела до абсурда взаимодействие государства с народом, который осваивал суть новой жизни через разруху в голодных очередях и холодных коммуналках. В пьесе нет вождей, пролетариев и крестьян, но звучат стихи С. Есенина, который обладал физиологическим чувством При- роды-Родины, также как все русские крестьяне до 1917 г. С. Есенин воспринимал Природу-Родину как птица, которая преодолевает тысячи километров, чтобы достичь своего родного леса или болота на окской пойме, где она увидела мир, и где должны увидеть мир ее дети. Поэт прекрасно чувствовал гениальную систему Природы, основы всего и вся в этом мире.. Пьеса проникнута любовью к золотоволосому рязанскому мальчику, который родился в сердце России, и «более всего любовь к родному краю» его «томила, мучила и жгла». Зритель видит поэта-гражданина, который одним из немногих понял бандитскую сущность новой власти, уничтожавшей крестьянство и Россию. И не случайно автор Пугачева поет песню тамбовских бунтовщиков-антоновцев «Что-то солнышко не светит…» Драматургия пьесы передает истинно народное отношение к С. Есенину как национальному поэту, а его живой, естественный облик с частушками под гармонику и колоритными загибами от Петра Великого — безусловно главное достоинство пьесы и творческая удача драматурга. Одновременно пьеса отражает философию, гражданскую боль и позицию автора, она абсолютно актуальна в своем Отечестве, где по-прежнему процветает мразь, «чужим добром сытая», и резвятся дешевые умники, от засилья которых Россия тысячу лет стонет. «Недокументальная история любви и смерти в 2-х частях» оказалась первым драматическим произведением, достойным своих героев — С. Есенина и А. Дункан, а также столичной сцены. Лучше всего это поняли зрители Московского театра им. М. Н. Ермоловой на премьере спектакля «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…», который стал событием в культурной жизни России. Седьмой год пьеса идет с неизменным успехом, а исполнитель главной роли С. Безруков стал лауреатом Государственной премии. Через год после премьеры Н. Голикова написала книгу: «А. Дункан и С. Есенин, история любви». В отличие от пьесы в книге получила большее развитие тема противостояния художника и власти, вечная в русской культуре. Разумеется, книга разошлась мгновенно.
Свою книгу автор завершила перечнем московских адресов, которыми «на московских изогнутых улицах» очерчен творческий и жизненный путь поэта. Однако, как видно невооруженным глазом, поэтические адреса С. Есенина поразительно совпадают с очертаниями творческого жизненного пространства его драматурга.
Мерзляковский (№ 14, 11) и Малый Кисловский (6) переулки, Тверской бульвар (№ 11, 23), Тверская улица № 5 — географически эти адреса охватывают жизненный круг драматурга Н. Голиковой, но одновременно окружают поле жизни С. Есенина. Если пройти Тверским бульваром от Никитских ворот, то оказываешься у памятника С. Есенину, установленному в 1995 г., топографически между домом Ермоловой (опять она — Мария Николаевна!) и театром им. А. С. Пушкина. Миновав театр, подойдем к старинной, екатерининских времен, барской усадьбе, принадлежавшей сенатору А. А. Яковлеву, дядюшке А. И. Герцена. Здесь помещалась Московская ассоциация пролетарских писателей, а в подвале — писательский клуб, куда приходил и С. Есенин. В 1924 г. поэт читал там «Анну Снегину». В июле того же года С. Есенин выступал у памятника А. С. Пушкину, который тогда возвышался в конце Тверского бульвара. Совсем рядом, в доме № 18 по Тверской, находилось кафе «Стойло Пегаса», а после Елисеевского магазина — в доме булочника Филиппова под № 10, в гостинице «Люкс» поэт жил в 1918 г. Ближе к Кремлю, по нечетной стороне, дом № 5 — театр им. М. Н. Ермоловой. Газетным переулком можно выйти на Б. Никитскую, откуда на углу Большого и Среднего Кисловских переулков виден дом, где в 1914-17 гг. в меблированных комнатах «Центр» жил художник Г. Б. Якулов. По соседству — Консерватория, где в Большом зале Есенин в декабре 1920 г. читал поэму «Пугачев». Рядом, в одноэтажном с большими квад- ратными окнами по фасаду доме № 15, когда-то располагалась книжная лавка имажинистов, где за прилавком нередко видели С. Есенина. Почти напротив, на четной стороне Б. Никитской, возвышается трехэтажный главный дом городской усадьбы Брюсов (ХVIII в.). В усадебном дворе в 1920-е годы появились барачные жилые дома, в одном из которых (№ 2/14), у Г. Бениславской, жил вернувшийся из Америки С. Есенин. У Тверской четная сторона Брюсова переулка завершается «театральным» домом № 12, где с детьми от брака с С. Есениным и новым мужем — В. С. Мейерхольдом жила Райх. Она очень тяжело переживала гибель С. Есенина и никогда не верила в самоубийство поэта. Через три недели после ареста В. С. Мейерхольда, ночью с 14-го на 15 июля 1939 г., в квартиру № 11 проникли двое бандитов, которые убили Райх с казенным садизмом палачей, словно выполняя команду. Патологическая жестокость этого убийства заставляет вспомнить кровавую драму, разыгравшуюся 89 лет назад в городской усадьбе Гудовичей. Главный дом графской усадьбы хорошо виден из окон квартиры Мейерхольдов, сейчас он имеет № 21 и завершает нечетную сторону переулка. В середине ХIХ века в усадьбе Гудовичей квартировал московский аристократ А. В. Сухово-Кобылин. Затем он купил собственный дом на Сенной (Страстной б-р, № 9), однако продолжал наведываться в Брюсов переулок, где в пятикомнатном флигеле усадьбы Гудовичей арендовал квартиру для своей подруги Луизы Симон Деманш. В ночь на 8 ноября 1850 г. Луизу покарала страшная месть собственной дворни, обозленной хамским обращением и рукоприкладством.
С целью получения взятки и якобы по подозрению в убийстве А. В. Сухово-Кобылина заключили под стражу в Тверскую полицейскую часть, где арестант взялся за перо и написал лучшие сцены «Свадьбы Кречинского». Трагическая судьба и драматическая трилогия А. В. Сухово-Кобылина отразили вековечную сущность российского бытия — произвол власти дешевых, пустых в ничтожестве умников — кречинских, расплюевых, отрепьевых, и бесправие личности.
Весной 1871 г. украшением спектакля Малого театра «Свадьба Кречинского» стала восемнадцатилетняя Маша Ермолова. Восторженные рецензенты писали, что юная актриса впервые раскрыла сущность образа Лидочки и замысел драматурга, показав нравственную низость Кречинского. Вот и «сомкнулась цепь времен» с последним выходом Марии Николаевны. После семилетней бюрократической волокиты А. В. Сухово-Кобылина оправдали, убийц — тоже. Преступление власти цинично объявили нераскрытым, так же, как спустя много лет, остались безнаказанными убийцы З. Райх. Век нынешний и век минувший… При большевиках засилье дешевого ничтожества — шариковых, швондеров, лысенок, ждановых достигло наивысшего расцвета, о чем и написал С. Есенин в «Стране негодяев». Наше повествование завершает последний адрес — Хамовники, чьи генетические и географические свойства свидетельствуют, что театральный роман Н. Голиковой дописала премудрая судьба — самый великий драматург всех времен и народов. Охота к перемене мест влекла нашу героиню не только на службе, но и дома. Покинув родной Мерзляковский, она переезжала много раз, пока не оказалась по соседству с хамовнической усадьбой Л. Н. Толстого. В этой усадьбе С. Есенин бывал с внучкой писателя, С. А. Сухотиной-Толстой, на которой женился в конце жизни. Они жили тоже по соседству, на Пречистенке, в Померанцевом переулке, где С. А. Сухотина-Толстая очень бережно сохранила архив поэта. В то же время Сухотины — это предки Н. Голиковой — родственницы Л. Н. Толстого и жены С. Есенина. А рядом с домом драматурга — последний творческий адрес ее героя. Здесь надо быть осенью, в начале октября или в день рождения С. Есенина, когда в Оболенском переулке над старой кирпичной оградой полыхает золото-багряной кленовой листвой старый больничный сад. Поэт любил изящные высокоствольные деревья с ажурной кроной и затейливой резьбой листьев, изумительно красивые осенней порой. На «кленовом острове», в окруженной любимыми деревьями клинике им. А. А. Морозова, он написал «Клен ты мой опавший…», «Ты меня не любишь, не жалеешь…» — всего 6 знаменитых стихов, к сожалению, самых последних.
За углом, возле навсегда запертых железных ворот, словно из стихов Есенина «вышел на дорогу» одинокий стройный клен и шумит листвой, как шумел когда-то над золотой головой великого русского поэта Сергея Александровича Есенина…
Вячеслав Зверев
, профессор Московского государственного
геолого-разведочного университета
