В российском кризисе повинен только МВФ? Мировое сообщество все большее внимание уделяет борьбе с бедностью как приоритетной задаче. Об этом говорит возрастающая частота проведения крупнейших международных форумов по этой теме, проходивших в Дохе (2001 г.), Монтеррее (2002 г.), Иоганнесбурге (2002 г.). Причиной озабоченности организаций, созданных на конференции в Бриттон Вудз, являются неудачи национальных стратегий искоренения бедности и нарастающее противодействие политике глобализации. В документах международных форумов отмечается, что в рамках реформ, которые проводились в соответствии с рекомендациями МВФ, не были должным образом учтены причины неэффективного функционирования национальных рынков, а также несовершенство законодательства соответствующих стран. Правительства, осуществлявшие реформы, полагали, что рынки являются якобы саморегулирующимися и эффективными, а экономические факторы — абсолютно мобильными, вне зависимости от распределения уровня доходов и наличия или отсутствия тех или иных институтов рыночной экономики. В действительности же требовалось вмешательство правительств для преодоления многочисленных сбоев в работе рынков. Сбои в работе рынков обычно происходят при наличии естественных монополий, привходящих факторов и асимметричной информации и сами по себе не ликвидируются. Для создания необходимой законодательной и институциональной инфраструктуры, а также инфраструктуры в сфере регулирования, без которых рыночные реформы могут пойти по неправильному пути и нанести громадный ущерб, особенно беднейшим слоям населения, необходимо эффективно работающее правительство. Регулирование необходимо, в частности, для обеспечения стабильности финансового сектора, защиты прав потребителей, окружающей среды и прав человека, в том числе путем введения основных стандартов в области труда. В развивающихся и кризисных экономиках наличие рынка не обеспечивает решение экономических и социальных проблем автоматически. В настоящее время почти всеми признается значительная роль правительства в содействии эффективного функционирования экономики. В последних документах международных организаций констатируется, что для обеспечения устойчивого развития необходимо долгосрочное планирование и широкое участие в формировании социально-экономической политики всех крупных социальных групп, интересам которых она должна соответствовать; что правильная экономическая политика и эффективные, чутко реагирующие на нужды населения демократические институты, а также улучшение инфраструктуры являются основой устойчивого развития, искоренения нищеты и обеспечения занятости населения. Актуальность рассматриваемых проблем для России невозможно переоценить. Именно в нашей стране рекомендации МВФ привели к катастрофическим результатам. Тем не менее решения, принимавшиеся на упомянутых международных встречах, в России известны узкому кругу специалистов, несмотря на их крайнюю актуальность как раз для нашей страны. Правительство предпочитает действовать по старым шпаргалкам, вернее бездействовать, давно передоверив решение проблем «невидимой руке рынка». Такую же судьбу разделил официальный доклад России на всемирном саммите в Иоганнесбурге. В докладе содержатся развернутые констатации тяжелого положения в разных отраслях социальной сферы. Россия значительно уступает экономически развитым странам по уровню жизни населения. Принятый показатель уровня жизни — ВВП в тыс. долл. США на душу населения — в странах ОЭСР и России отличается практически в 10 раз. Бедность значительной части российского населения, снижение продолжительности его жизни — продолжают оставаться наиболее острыми аспектами социально-экономических проблем. К сожалению, анализа причин сложившегося положения в докладе не было. Зачастую за причины выдаются следствия стратегических ошибок в осуществлении реформ. Так, авторы доклада утверждают, что основными причинами бедности в России являются низкий уровень реальных доходов, заработной платы и безработица. Бедный — он потому бедный, что у него низкие доходы, а низкие доходы — из-за отсутствия работы. Так что вряд ли стоило говорить такую чушь на всемирном саммите. Однако причины, по которым обстоятельный доклад не получил широкого освещения в печати, на наш взгляд, кроются в другом. Во-первых, бросается в глаза неистребимая любовь к «потемкинским деревням». В докладе как достижения представлены многочисленные законы и постановления правительства, направленные на решение социальных проблем. В это же время за экспортным фасадом эти документы предаются почти анафеме и против них объявляется поход, как против обязательств государства, принятых на популистских волнах и не обеспеченных финансовыми ресурсами. Во-вторых, между приоритетами, выдвинутыми в докладе, и приоритетами реализуемой политики имеются принципиальные расхождения. Так, в докладе отмечается, что в развитых странах в структуре национального богатства преобладает человеческий капитал (доля природного капитала до 10%, доля произведенного капитала — около 20%, удельный вес человеческого капитала — более 70%). Далее констатация: «В национальном богатстве России основу составляет природный капитал (ресурсы) — 83-88%, произведенный капитал составляет 7—10%, человеческий капитал оценивается только в 5-7%, что говорит не о низком образовательном или профессиональном уровне населения, а о низкой стоимости труда». Следовательно, надо бы стремиться к изменению дефектной структуры. Однако на практике правительство проявляет заботу только о финансовом резерве, образуемом от экспорта сырья. И там же: «Ресурсная обеспеченность России практически уникальна. Но низкая эффективность использования природных ресурсов является одной из причин низкой эффективности экономики, традиционно ориентированной на неограниченность национальной ресурсной базы. Удельные затраты природных ресурсов и производимые загрязнения в расчете на единицу конечной продукции в России крайне велики по сравнению с экономически развитыми странами. Так, энергоемкость единиц конечной продукции в России больше в 2-3 раза, затраты лесных ресурсов на производство 1 т бумаги больше в 4-6 раз. Более того, за последние 10 лет из-за снижения технологической дисциплины наблюдается значительный рост энерго- и ресурсоемкости выпускаемой продукции на 20- 60%. Потребление энергии на единицу ВВП возросло на 25%, водоемкость увеличилась на 20%». О сырьевой зависимости лучше не скажешь. И вновь глаз царапает ссылка на непреодолимую силу — снижение технологической дисциплины. Стоит ли тень на плетень наводить? Причина в резком изменении структуры производства за счет развала отраслей, ориентированных на внутренний рынок, и повышения доли экспортеров сырья. Доклад, как и многочисленные правительственные стратегии и прогнозы, насыщен декларативными заявлениями. «В настоящее время экономическая эффективность рассматривается как непременное условие социального благополучия, необходимое условие достижения устойчивого экономического роста». «Вместе с тем необходимы дополнительные усилия для преодоления негативных тенденций и кардинального улучшения ситуации по формированию рациональных моделей потребления с участием всех основных групп населения и деловых кругов». Для того чтобы понять важность задачи «по формированию рациональных моделей потребления» и актуальность провозглашенной войны с бедностью, необходимо остановиться на характеристике будущего театра военных действий.
Вверх по лестнице, ведущей вниз Снижение в прошлом году темпов экономического роста не было неожиданным. Его предсказывали аналитики в период высоких темпов экспортного роста и закладывали в проект бюджета правительственные экономисты. Более того, темпы роста в диапазоне 4 — 5 % в год становятся пределом возможного в многочисленных вариантах среднесрочных прогнозов в рамках даже оптимистических сценариев. По последнему из них за 4 года (2006 г. по отношению к отчету за 2002 г.) рост ВВП должен составить 18 %. Можно возразить, что и четырехпроцентные темпы достаточно высоки, особенно по сравнению с темпами роста мировой экономики в последние годы. Однако, выиграв у США по процентам — 4,3% и 2,4%, в абсолютном выражении прироста ВВП Россия отстала навсегда — 15 и 260 млрд. долларов соответственно. Базы отсчета-то разные. Правительственные экономисты так часто утверждали о стабилизации экономики, что сами утвердились в этом заблуждении. Еще пару лет назад всерьез говорили о проблемах 2003 года. Сегодня правительство заявляет об их полном решении. Однако решение, и то разовое, можно отнести только к выплате внешнего долга в текущем году. Можно, потому что оно случилось в силу благоприятной конъюнктуры на мировых рынках сырья. Что касается другой составляющей «проблемы 2003» — начала массового выбытия изношенных основных фондов, о ней предпочитают не вспоминать. Для понимания достигнутой «стабильности» воспользуемся аналогией с профилем дороги, строящейся через болотистую низину. Для того чтобы двигаться вперед, надо засыпать провалы, возникшие из-за того, что предшественники брали отсюда грунт для подсыпки дороги на заболоченных участках. С такими провалами можно сравнить накопленные внешние долги государства и корпораций, а также воспроизводственные долги — стоимость «проеденного» капитала. Приведенные выше рассуждения подсказывают, что для оценки темпов роста стоит ввести понятие «располагаемый доход» национальной экономики по аналогии с располагаемыми доходами населения, которые остаются после вычета из полученных доходов налогов и обязательных платежей. Возможность такого подхода практически не требует доказательств, когда речь ведется об обслуживании внешнего долга. В те годы, когда брались кредиты на покрытие бюджетного дефицита, строительство дорог или закрытие шахт заимствовали на это средства из будущих ВВП. В текущем году по этим долгам надо заплатить 17,5 млрд. долларов. Следовательно, Минфин вынужден будет от испеченного пирога отрезать изрядный кусок и уменьшить тем самым часть ВВП, используемую внутри страны на потребление и накопление. Кредитный долг на ближайшую перспективу можно оценить в 6-7% ВВП в год. Сюда входят предстоящие ежегодные выплаты по внешнему долгу государства (примерно по 15 млрд. долларов) и погашение кредитов, в основном кратковременных, корпорациями (по 7-10 млрд. долларов). Но эти долги не единственные. Хорошо известно, что даже благополучные в экономическом отношении нефтяные и газовые компании не занимаются геологоразведкой и освоением новых месторождений и «экономят» на обновлении трубопроводного транспорта. Увеличивающийся износ фондов служит основным аргументом в требованиях повышения цен в естественных монополиях. Предварительные данные о результатах инвентаризации состояния систем жизнеобеспечения показали, что для замены аварийного оборудования в ЖКХ необходимо до 5 трлн. рублей. Но рано или поздно воспроизводственные долги придется возвращать (в этом отношении они мало отличаются от денежных заимствований). В упоминавшемся докладе на иоганнесбургском саммите потребность в средствах для восстановления и модернизации производственного потенциала была оценена в 20 трлн. долларов на период в 20 лет, то есть по 100 млрд. долларов в год. Заявка, надо заметить, более чем скромная. Ежегодные инвестиции в экономику США составляют 2000, Японии — 1000 млрд. долларов. Однако и заявленная потребность, не учитывающая материально-вещественные масштабы производственного потенциала страны, за счет амортизационных отчислений, прибыли и кредитов покрывается менее чем на 70%. Поэтому воспроизводственный долг продолжает увеличиваться. С учетом этих обстоятельств, очевидно, что при четырехпроцентном росте ВВП располагаемый доход национальной экономики будет непрерывно существенно сокращаться. Этим выводом можно ограничиться, так как задача статьи в постановке проблемы, а не в оценке ее масштабов. Следует также отметить, что к дореформенному уровню правительственные стратеги намерены выйти в период между 2008-м и 2010 годами, шагая еще пять лет по изношенным и одряхлевшим ступеням производственного потенциала. Призывы президента страны удвоить ВВП за десять лет мало что меняют. Путин призывает, а Касьянов и не против вроде, но делать что-либо для этого не хочет и не умеет. Кризис воспроизводства — главный вызов предстоящих лет. Он не проявляется сразу и везде. Последствия износа наблюдаются в постепенном расширении географии замерзающих городов и поселков, в учащающихся пожарах в школах, в нарастающей тяжести последствий весенних разливов рек… Идет количественное накопление миникризисов, которое, рано или поздно, перейдет в новое качество. Пока же власть в меру своих сил изображает движение вверх по лестнице, ведущей вниз.
Без руля и ветрил Изложенные соображения еще больше обостряют вопрос о достоверности правительственного прогноза, предполагающего рост ВВП с некоторым нарастанием темпа от года к году. Может ли он быть достигнут в рамках проводимой экономической политики и имеет ли он под собой реальное ресурсное обеспечение? Правительственные программы насыщены общими рассуждениями о реформах в тех или иных сферах, которые должны чему-то способствовать. На смену структурным реформам на первый план выдвинута задача диверсификации экономики, решение которой зависит от «создания экономических стимулов для добровольного перетока финансовых ресурсов из сырьевых экспортных отраслей в обрабатывающие сектора» (Программа социально-экономической политики Правительства РФ на среднесрочную перспективу (2003-2005 годы)). Это далеко не единственный пример откровенной маниловщины. Разговор о перспективах развития российской экономики хочется начать с иракской войны. Общеизвестно, она пахнет нефтью. Однако у нее есть не менее важная причина. Афганская компания год назад вызвала рост американской экономики. ВВП США в 2002 г. вырос на 2,4% после 0,3% в 2001 г. В немалой степени это было обусловлено ростом государственного потребления на 4,2%. Громадные бюджетные расходы на войну в Ираке и контракты на послевоенное восстановление разрушенного явятся новой порцией допинга для накачки платежеспособного спроса и оживления промышленного производства. Удастся ли американцам превратить этот импульс в тенденцию по преодолению кризиса, не столь важно. Важно, что для США бюджетный дефицит и крупномасштабные вливания «дешевых» денег являются вполне приемлемыми инструментами экономической политики. Более того, кейнсианские методы преодоления кризисных явлений становятся модными не только в США. Дело, конечно, не в моде, а в прагматизме экономической политики развитых стран. Запас прочности «кризисной» американской экономики не идет ни в какое сравнение с мнимой стабильностью нашей. В этих условиях быть привередливым в выборе методов выхода из кризиса — не лучший вариант поведения. Однако от одного упоминания о накачке экономики деньгами отечественные шаманы либерализма падают в обморок. За декорациями реформаторской риторики прогнозов лежит расчет на внешний спрос и на авось. Внешний спрос может не оправдать надежд. Последствия войны в Ираке для отечественной нефтяной промышленности лежат в диапазоне от тяжелых до очень плохих. Граница эффективности экспорта нефти при курсе 31-32 рубля за доллар лежит в диапазоне цен 15-17 долларов за баррель. Падение мировой цены ниже этого уровня вызовет снижение добычи и приведет к девальвации рубля. Признавая высокую зависимость российской экономики от внешних факторов, нельзя ограничиваться разговорами о переориентации на обрабатывающие отрасли промышленности. Необходимы конкретные, хорошо продуманные и системные действия по восстановлению емкости внутреннего рынка. Однако действия правительства говорят об обратном. Забыты прошлогодние разговоры о беспрофицитном бюджете — бессмысленное накопление огромных по российским масштабам финансовых ресурсов в стабилизационном фонде продолжается. На возможности увеличения конечного спроса со стороны государства можно поставить жирный крест. Причина этого не только в маниакальной приверженности Минфина к копилке, но и в намечаемом снижении налоговых поступлений в казну. Воспользуемся показателями прогноза о темпах роста ВВП и расходах федерального и консолидированного бюджетов в процентах от ВВП, дающими возможность рассчитать расходы бюджета в сопоставимых ценах (см. табл., абсолютные показатели округлены). Расходы консолидированного бюджета в прогнозе снижаются с 25,4% в 2002 году до 21,7% в 2005-м. Так как рост ВВП за эти три года может составить лишь 12,7%, то консолидированный бюджет усохнет на 100 млрд. рублей, причем исключительно за счет региональной составляющей. Хорошего в этом мало. Армия не получит нового вооружения, зарплата бюджетников будет заморожена, ЖКХ окончательно развалится… Поиски новых стимулов роста в налоговой сфере носят скорее ритуальный характер. Либералы в правительстве и вне его убеждают, что налоги — очень большое зло, а государство — заведомо бездарный распорядитель финансовыми ресурсами. По их мнению, отечественный бизнес задавлен налогами, что только налоговое бремя препятствует инвестициям и побуждает изобретать все новые и новые схемы уклонения от налогов. Истерика вокруг инвестиционного климата продолжается все годы реформ. И на протяжении всего этого времени деньги уходят туда, где есть возможности получить прибыль с вложенного капитала. Снижение налоговой нагрузки практически не отразится на рентабельности в отраслях реального сектора. В связи с этим рассчитывать на рост ВВП за счет инвестиционного спроса тоже не приходится. Из этого не следует, что инвестиционного спроса не будет совсем. Экспортеры будут вкладывать деньги в расшивку узких мест на транспортных коммуникациях, а предприятия заботиться о поддержании работоспособности оборудования при минимуме затрат. Остается надежда на спрос домашних хозяйств, играющий основную роль в формировании совокупного конечного спроса. На протяжении трех последних лет рост заработной платы и других денежных доходов населения обеспечили высокие темпы роста потребления домашних хозяйств (9,3% в 2000 г., 9,9% в 2001-м и 8,5% в 2002-м). Однако за высокими процентами скрываются грошовые доходы — 2000 рублей в месяц — у 90% населения. Но, вместо борьбы с бедностью в правительственных прогнозах предусматривается замедление темпов роста реальных денежных доходов населения. Основанием для этого «специалисты» МЭРТ считают ухудшающееся экономическое положение предприятий и нежелательность снижения конкурентоспособности российских компаний на внутреннем и внешних рынках. После оценки спросовых ограничений следует вернуться к возможностям производственного потенциала, от которого зависит ожидаемый рост ВВП. Выплаты по финансовым долгам можно отсрочить и, даже, отказаться от их оплаты. Но долги перед ржавеющими трубами газопроводов имеют физические пределы. Далеко не случайно энергетики Европейского союза, после проведенного 2 года назад обследования состояния экспортных газопроводов на территории Украины, инициировали создание газотранспортного консорциума для строительства новых газопроводов взамен вырабатывающих ресурс. Западная Европа почему-то не передоверяет свое будущее самодеятельности компаний. Там понимают, что время летит быстро и из альтернативы — рисовать планы снижения энергоемкости или принимать конкретные меры по обеспечению поставок российского газа — выбирают последнее. В России не так. Примерно раз в два года переписывается энергетическая стратегия. В ней констатируются дефекты топливного баланса, чрезмерное потребление газа в большой и коммунальной энергетике, необеспеченность роста экономики мощностями электростанций и многие другие нежелательные явления и тенденции. Решать эти задачи передоверяется хозяйствующим субъектам и Федеральной энергетической комиссии. Регулирование цен на газ при свободных ценах на уголь приводит к закрытию шахт, которые в силу объективных причин не способны конкурировать на рынке с дешевым газом. В ожидании неизбежного дефицита котельного топлива финансовые компании по бросовым ценам скупают угольные предприятия в расчете на многократное приумножение вложенного капитала в период обострения дефицита. Не прогадать бы им. Ведь в российской практике дефицит рассасывается за счет сокращения потребления. Это хорошо видно на примере энергетики. Дефицит энергетических мощностей ликвидируется не за счет ввода новых мощностей, а путем выдавливания с рынка потребителей через непрерывное повышение тарифов. Идет соревнование на выживание, — что первым кончится — мощности у энергетиков или у потребителей? Еще одним примером является предстоящее переселение в бараки неспособных со своими тощими кошельками угнаться за ростом тарифов на коммунальные услуги.
Врожденные пороки российских реформ Сложилась парадоксальная ситуация — экономика страны последние три года захлебывается от избытка денег при уровне монетизации 13 — 15% вместо нормальных 50 — 70% по отношению к ВВП. В то же самое время потребители конечной продукции имеют огромную неудовлетворенную потребность в материальных ресурсах. Домохозяйства — в молоке и ситце, железные дороги — в подвижном составе, сельское хозяйство — в тракторах и комбайнах, котельные — в угле, государство — в танках и самолетах. Почему же деньги чудесным образом минуют тех, кто мог бы их использовать с пользой? Почему разговоры по любому поводу и без повода о мифическом инвестиционном климате не побуждают заняться серьезным анализом проблемы? На последнем выступлении в Думе Касьянов вполне серьезно заявил, что при повышении доходов населения полки магазинов мгновенно опустеют. Тем самым премьер признал уродливость российского рынка, на котором изобилие товаров обеспечивается не перепроизводством, а недопотреблением. В равной степени это относится к потребительским товарам и к товарам инвестиционного назначения. Признать признал, но много ли в этом проку? Почему Федеральная резервная система США навязывает деньги американской экономике, снижая учетную ставку ниже показателя инфляции, а денежные власти России озабочены непродуктивным «связыванием» денежной массы? Поиски разгадок этих ребусов следует вести на начальном этапе реформ. Для преодоления острейшего бюджетного кризиса суверенизировавшейся России Гайдар пошел на пятикратное повышение цен на энергоносители и на повышение НДС с 5 до 20%. Случилось это 1 января 1992 года. Возникшая гиперинфляция в последующем стала выдаваться за сознательную меру по снятию «инфляционного навеса». В действительности все было проще. За счет повышения цен на энергоносители и НДС горе-реформаторы рассчитывали залатать бюджет, а исправление собственной глупости они передоверили «невидимой руке рынка». Механизм гайдаровского шока был заимствован из импортной шпаргалки (ныне осуждаемой творцами политики глобализации), по которой повышение цен якобы приводит ограничиваемую денежную массу в соответствие с предложением товаров за счет ускорения оборота денег. Тем самым Гайдар загубил производство, которое оказалось под прессом растущих цен и ограниченного платежеспособного спроса. Спад производства начался с легкой и пищевой промышленности, сельского хозяйства и прокатился по всем отраслям, связанным технологической кооперацией. Гайдаровскую политику удушения производства относительно благополучно выдержали только экспортеры. Пострадав от сокращения спроса на внутреннем рынке, они нашли дополнительный платежеспособный спрос на внешнем рынке. Бессмысленное ужесточение денежно-кредитной политики в последующем продолжалось, теперь уже под видом борьбы с инфляцией. Одновременно продолжалось административное повышение цен на базовые ресурсы — топливо и энергию, составившее только за 1992 год более 100 раз. Началось «сжатие» свободных цен. Из них были выдавлены затраты воспроизводственного характера. Возникли и стали стремительно расти долги по оплате материальных ресурсов. Сокращалась доля расходов на оплату труда, но не за счет повышения производительности, а за счет занижения номинальной и реальной заработной платы. В структуре цен постоянно увеличивалась фискальная составляющая, стоимость услуг потеснила материальные затраты. «Освобожденные» цены не только не стали рыночными, но перестали быть ценами. Внутренние цены товаропроизводителей на абсолютное большинство товаров не возмещают затрат на производство либо непосредственно приводят к убыточности производства, либо приведут к убыточности, если цены на потребляемые ресурсы увеличатся до обеспечения самоокупаемости у их поставщиков. В качестве примера можно привести тарифы на электроэнергию. Действующие тарифы возмещают затраты только потому, что действующие внутренние цены на газ искусственно занижены, а действующие цены на металл (опоры ЛЭП, котлы, генераторы) сформировались при действующих ценах на газ и энергию. Таких связок или сообщающихся сосудов в современном производстве великое множество, и произвольное изменение цены на любой товар без учета этого обстоятельства порождает диспропорции в ценах, разрушает их системную конструкцию. Вопреки очевидным последствиям, гайдаровщине или монетаризму по-российски следует и Центральный банк. Несмотря на то, что правительство продолжает курс на постоянную подпитку инфляции путем ежегодного существенного повышения цен на товары и услуги естественных монополий и услуги ЖКХ, ЦБ сдерживает рост денежной массы, считая это решением своей задачи борьбы с инфляцией. Борьба с инфляцией путем ограничения платежеспособного спроса позаимствована из того же примитивного руководства, описывающего процессы на «идеальном» рынке, которого в природе не существует. Она возможна в условиях избыточного предложения, создаваемого поставщиками с низкой эффективностью, и дает кратковременный выигрыш при «тонкой» настройке рыночного равновесия. К России подобные рекомендации не применимы. Рассмотрим это на примере той же энергетики или ЖКХ. В стоимости их услуг воспроизводственной компоненты нет или она недостаточна. Инвесторов в убыточные или низкорентабельные отрасли заманить невозможно. Поскольку дальнейшая потеря производственных мощностей ведет к катастрофе, остается единственный путь — повышать цены. То, что очевидно для энергетики и жилищно-коммунального хозяйства, в равной степени относится к ценам на зерно, продукцию машиностроения и даже на нефть (от рентабельности отрасли мало что останется, если будут восстановлены геологоразведка и обновление трубопроводного транспорта и не будут забрасываться низкодебитные скважины). Применительно к российской действительности повышение цен неизбежно и необходимо, а бороться с реанимацией функций цены, как экономической категории, по крайней мере, бессмысленно. Распрямиться ценовой пружине мешает отнюдь не политика ЦБ. Предприятия к ней приспособились, расплачиваясь не деньгами, а взаимными долгами, запутывая учет для уклонения от налогов. А вот население и государство, живущее за счет налогов с населения, в долговой экономике чувствуют себя скверно. Низкие денежные доходы основной массы населения являются ограничителями роста товарной массы. Самой заниженной на российском псевдорынке является цена рабочей силы. Цена рабочей силы в России в 3 раза ниже, чем в Польше, и в 5 раз — чем в Португалии — самой бедной стране Евросоюза. Средняя зарплата не позволяет наемному работнику содержать на иждивении ребенка. Свыше 120 млн. человек (50 млн. наемных работников + 30 млн. их детей + 37 млн. пенсионеров) не стали самодостаточными для жизни в рыночных условиях. Если Центральный банк ослабит контроль за денежной массой, то рост цен ускорится. Но не по причине избытка денег. Потребительский и инвестиционный спрос имеет материальное обеспечение в пределах сложившегося уровня используемых мощностей, а для наращивания объема производства сверх существующего необходимо какое-то время. Оно может исчисляться неделями (завоз сырья, найм рабочей силы), но может затянуться на годы (например, строительство угольной шахты, восстановление поголовья скота). А включаться в производство должны все звенья соответствующей технологической кооперации (например, восстановление производства кормоуборочной техники, наращивание мощности по переработке молока и мяса) с использованием возможностей импорта для латания образовавшихся обрывов. Неизбежным дефицитом из-за разрыва во времени между возникшим спросом и его удовлетворением пользуется посредник, который и повышает цены. В денежно-кредитной политике, ежегодно обнародуемой Центральным банком, невозможно найти объяснения, как борьба с инфляцией согласуется с проблемами российской экономики. Скорее можно обнаружить косвенное признание двусмысленности этой задачи. Выделение идеологами этой политики в общей инфляции какой-то базовой, с которой надо бороться, трудно воспринимается на трезвую голову. Можно подумать, что повышение тарифов на электроэнергию отделено от инфляционных процессов в других отраслях непроницаемой переборкой, а в денежной массе существуют электрические или коммунальные деньги, объем которых следует увеличивать при сокращении объема всех других денег. В качестве еще одного доказательства ошибочности поставленной цели можно представить крах исповедуемой Центральным банком политики в процессе сближения внутренних и мировых цен на энергоносители при принятии этого требования оппонентов до вступления России в ВТО или стихийного после вступления. В этих условиях бороться с «базовой» инфляцией и одновременно сохранять выгодный для экспортеров заниженный курс рубля вряд ли возможно. У Центрального банка есть своя функциональная задача — заботиться о «цене денег». Ее решение гораздо более важно для создания инвестиционного климата. Однако, борясь с инфляцией ограничением денежного предложения, ЦБ поддерживает завышенную цену кредитных ресурсов, запирая деньги в банковской системе. Иллюзия заколдованного круга исчезнет, если допустить возможность регулирования цен. Рыночная экономика имеет примеры прямого административного вмешательства в ценообразование, как правило, в кризисных ситуациях. Комплекс мер, примененный администрацией Франклина Рузвельта для преодоления Великой депрессии, включал регулирование цен по развернутой товарной номенклатуре. В послевоенном восстановлении экономик в европейских странах также широко использовалось регулирование цен и направлений использования товарной массы. Это регулирование обеспечивало переход с пропорций военного времени на приоритеты спроса домашних хозяйств и инвестиций в восстановление разрушенных предприятий.
Наследие Гайдара — минное поле Для своего душевного равновесия упертым либералам остается признать состояние экономики кризисным и методами контролируемого повышения цен, дифференцированного по видам товаров, восстановить эквивалентность межотраслевого товарно-денежного обмена. За «500 дней» и за последовавшие затем 11 лет выстроить рыночную экономику не удалось. Не греша против истины, можно утверждать, что прогрессивных элементов рыночной системы в нынешней экономике России меньше, чем было в плановой экономике 80-х годов. Такое положение нельзя объяснить только сложностью задач, решавшихся в ходе так называемых реформ. Зацикленность гайдаровской команды на построении рынка (рынок не может быть целью для экономики) привела к копированию его внешних признаков путем демонтажа органов управления отраслями, освобождения цен, инкубационного выращивания собственников и многочисленных либерализаций. Пренебрежительное отношение к анализу и объективной оценке ситуации, отсутствие выверенной стратегии преодоления кризиса быстро перевели экономику страны в штопор. Еще при Гайдаре со строительством рынка было покончено. Многочисленные правительства после него, латая непрерывно возникающие прорехи, лишь имитировали реформы. Можно обвинять нынешнее правительство в некомпетентности, в бездумном следовании чужим советам и, возможно, не очень при этом ошибаться. Однако причина не только в этом. Своекорыстие и некомпетентность чиновников всех уровней очень точно подметил О. Дерипаска, выступая в конце марта на представительном международном «круглом столе» по проблемам российской экономической стратегии (статья Дерипаски публикуется в этом номере «ПВ».— Ред.). Он отметил, что сами по себе рыночные силы не в состоянии решить задачу построения в нашей стране основ динамично развивающейся и эффективно функционирующей экономики. Для этого необходимо проводить в жизнь такие важные элементы промышленной политики, как развитие инфраструктуры, способствующее снижению издержек частного бизнеса при реализации крупных проектов, и стимулирование создания критичных по своему значению новых технологий и производств. Административный капитал (термин из публикации О. Дерипаски) не заинтересован в завершении строительства рыночной экономики и устранении пороков сложившейся системы. Под видом реформ высокопоставленные чиновники спешат завершить предпродажную подготовку лакомых кусков естественных монополий для последующей приватизации, спокойно наблюдают за разгулом заказных банкротств, а нередко сами им способствуют. Рыночные же декларации служат прикрытием их недостаточной компетентности и своекорыстия. Помогают этому своеобразные похлопывания по плечу западных политиков, заинтересованных в российском сырье и препятствующих появлению России в качестве сильного конкурента на мировых рынках высокотехнологичной продукции. Они и рыночным статусом лукаво наградят, и в ВТО примут, но на условиях, выгодных для них и заведомо гибельных для России. Вопрос не только в отсутствии системной стратегии преодоления кризиса и не в наличии неэффективного правительства, состав которого президент страны почему-то хочет сохранить до новой Думы. Можно подумать, что экономика имеет в запасе еще 2 — 3 года на формирование нового кабинета и выработку им плана действий. Это переоценка ее реальных возможностей. Ведь мощности в инфраструктурных отраслях изношены, с каждым месяцем обостряется дефицит квалифицированной рабочей силы, образовались и постоянно множатся разрывы между звеньями технологической кооперации, предназначенной для выпуска конкурентоспособной технически сложной продукции. В недавнем президентском послании содержится намек на дефицит кадров. Это серьезная проблема, так как за время реформ прежний объект государственного управления трансформировался в гремучую смесь из несбалансированных остатков производственного потенциала бывшего СССР, финансового бурелома долговой экономики и стоимостных ориентиров, толкающих к растрате и хищению национального богатства. Все это сдобрено недостоверной статистикой с масштабными «экспертными досчетами» и непрозрачностью финансовых потоков через «дочки и внучатные племянницы». Старые кадры плановой системы с такими конгломератами дела не имели, а новые имеют дурные целевые установки — обход законов и корыстное использование возможностей «экономического черного ящика». Есть еще одна уникальная особенность рыночной системы по-российски — отсутствие товарных рынков. В соответствии со сложившимся штампом деловой человек начинает день со знакомства с биржевыми новостями. Мы благодаря Интернету тоже можем узнать цену на нефть в Европе или в Америке по конкретной марке и с указанием франкировки в режиме реального времени. Но не пытайтесь узнать цену на нефть в России. Госкомстат с запаздыванием на два года выпускает справочник «Цены», в которых приводит средние цены по отдельным товарным группам. Есть в этом справочнике и цены на нефть двухлетней давности, а вот откуда их взял Госкомстат — не известно, так как по его же сообщениям практически вся нефть поступает на переработку в виде давальческого сырья. Толлинг в металлургии, переработка давальческого сырья в других отраслях не исчерпывают своеобразия ценового сопровождения движения товаров. Российские цены зависят не от издержек производства, не от спроса и предложения, а прежде всего от способа расчетов. За «живые деньги» цена ниже, при бартере и денежных суррогатах — выше (в том числе благодаря ЦБ, который борется с инфляцией строгой денежной диетой), а самая низкая — при расчетах «черным налом». В поисках оперативной ценовой информации вы столкнетесь с торговыми посредниками, выстроившими между поставщиком и потребителем китайскую стену. Чубайс, Греф и иже с ними вешают обывателю лапшу на уши по поводу создания конкурентного рынка электроэнергии (ж.-д. перевозок, коммунальных услуг, газа и т. д.) для чего расчленяют СИСТЕМЫ. В нефтяной промышленности около десятка крупных компаний и множество мелких, а рынка нет. Вместо рынка в этой и в других отраслях сформировалась отлаженная система минимизации налогов, позволяющая российским олигархам при попустительстве членов Кабинета министров каждый год удваивать личные состояния. Отсутствие или уродливость товарных рынков дополняется искаженными стоимостными ориентирами. Во-первых, это курс рубля, заниженный по отношению к доллару (евро) против паритета покупательной способности. К каким последствиям это приводит, подробно рассмотрено в статье «Грабеж страны по валютному курсу» (см. «Промышленные ведомости», 2002, № 11 — 13). Во-вторых, уровни и соотношения цен на производственные ресурсы, сложившиеся под воздействием экономической политики вопреки долгосрочным государственным интересам, формируют ложные цели для хозяйствующих субъектов. Кроме всем известных диспаритета цен на продукцию сельского хозяйства и промышленности, а также несоответствия цен на уголь и газ, есть и более важные ценовые проблемы при рассмотрении производственных ресурсов в широком плане. Прежде всего, это разномасштабное несоответствие цен на труд, материальные ресурсы и деньги.
Безальтернативность борьбы с бедностью «Реформаторский застой» — очевидная причина углубления и разрастания системного кризиса. То, что выдается в последние годы за реформы (энергетики, железнодорожного транспорта, ЖКХ, образования, армии и т. д.), является либо извращением, либо «идет» только на бумаге. Страна застряла в переходном периоде и несет из-за этого огромные потери, отражающиеся на текущих показателях и закладывающих основу катастрофы в ближайшем будущем. Низкие доходы основной массы населения ограничивают емкость внутреннего рынка. Бедность подавляющей части населения не позволяет перевести на рыночные принципы социальную сферу. Государство же для сохранения при всем этом минимальных социальных гарантий держит высокую планку налогов. Во взаимозависимых элементах системы, остановившейся в развитии, трудно, но необходимо выделить ключевое звено. Попытки выработки сценарных планов преодоления кризиса в конечном счете упираются в отсутствие у российского рынка потребителя. За вычетом расходов на вооружение все, что производится, предназначено для текущего потребления человека и для воспроизводства фондов, необходимых для производства товаров и услуг. Борьба с бедностью — это увеличение числа потребителей и расширение их потребительского потенциала. Поэтому бедность следует рассматривать прежде всего как экономическую, а не социальную проблему, а к бедным следует отнести всех, кто не может своими силами обеспечить себе и своей семье нормальные условия существования (достаточные объемы потребления). Стратегия борьбы с бедностью должна иметь количественную оценку цели. Нижней границей затрат на воспроизводство рабочей силы выступает прожиточный минимум работника и его ребенка (по демографическим стандартам на одного взрослого человека для условий простого воспроизводства населения должно приходиться 1,15 ребенка). Поскольку в официальную потребительскую корзину среди прочего входят только текущие расходы на оплату жилья, то к прожиточному минимуму необходимо добавить накопления для приобретения жилья для следующего поколения граждан, а также учесть коммерциализацию медицинского обслуживания и образования. По расчетам Института социальной политики Академии труда и социальных отношений, социальный минимум, включающий перечисленные статьи затрат, составил в 2002 г. 16 тысяч рублей в месяц на одного работающего (32 тысячи рублей на семью из четырех человек где двое детей). Есть по крайней мере два подхода к решению проблемы бедности. Первый — «выжидательный», ориентирован на рост реальных доходов населения в зависимости от достигнутых показателей экономического роста. Второй — «нормативный», исходит из экономически обоснованных стандартов уровня жизни и устанавливает «задания» по темпам экономического развития, обеспечивающих «плановые» стандарты уровня жизни. При этом имеется в виду, что средствами экономической политики могут быть обеспечены необходимые темпы роста для того или иного интервала времени. При втором подходе достижение определенного уровня жизни выступает целью экономической политики в отличие от первого, в котором социальная сфера развивается по «остаточному принципу». Восстановление нормальной логической последовательности — от цели к способам ее достижения — возвратит к здравому смыслу деятельность всех государственных институтов и объединит различные силы общества независимо от их противоречивых интересов. Правительство избрало выжидательную стратегию. Оно хочет добиться роста за счет снижения налогового бремени, изобретая препятствия попыткам законодательного повышения минимальной оплаты труда (МРОТ). Направление ошибочное. Объем производства и инвестиции в реальный сектор не вырастут, так как платежеспособный спрос на внутреннем рынке при нынешних доходах населения не увеличится. Более того, снижая налоги, государство лишает себя источника средств для повышения заработной платы в бюджетной сфере, а это 15 млн. человек, большая часть которых имеет зарплату ниже прожиточного минимума. Рассмотрим возможности реализации избранного правительством курса. Для выхода на необходимый уровень душевого дохода объем ВВП должен увеличиться в 4,5 — 5 раз, что при проектируемых темпах в размере 4% в год растянется на многие десятилетия. Однако приведенные оценки не более чем абстракция, так как рынок у правительственных экономистов развивается без потребителя. При отсутствии внутреннего потребителя остается рассчитывать на внешнего. На протяжении последних трех лет основными факторами роста являлись высокий внешний спрос и благоприятная ценовая конъюнктура. Верхом наивности можно считать, что внешний потребитель даст возможность вырасти российской экономике в 4 раза. Для устойчивого развития рынка доля доходов основной массы населения (потребителей) должна превышать 50% от ВВП. Сейчас она не привышает 23%. Этого можно добиться сравнительно легко, если воспрепятствовать переливу недоплачиваемой зарплаты в предпринимательский доход. Тем самым рост ВВП из прогнозной абстракции превращается в реальность. При этом сокращаются сроки выхода на минимально необходимый социальный уровень дохода в 16000 рублей на одного работающего. При предлагаемом распределении доходов потребуется рост ВВП не в 5 раз, а только в 2,5 — 2,7 раза. Хотя задача облегчается, ее решение требует значительных сроков. Борьбу с бедностью предстоит разбить на этапы и детально проработать для каждого этапа меры по обеспечению промежуточных резуьтатов. На первом этапе необходимо повышение зарплаты до официального прожиточного минимума вместо 450 рублей в настоящее время. Этот этап не требует каких-то радикальных мер, а лишь политического решения и укрепления налоговой дисциплины. Правительство заявляет, что не может найти средства для повышения МРОТ даже до 1000 рублей в месяц, и, как всегда, когда дело касается нужд населения, лукавит. В Госдуму представлены расчеты, доказывающие наличие источников для повышения МРОТ до официального прожиточного минимума. Речь, однако, не об источниках, а о веере положительных последствий принятия такого решения. За вычетом налогов на руках у граждан (кроме работников бюджетной сферы, зарплата повысится у части работников сельского хозяйства, легкой промышленности и отдельных предприятий других отраслей) окажется примерно на 750 — 800 млрд. рублей больше, чем в настоящее время. 300 млрд. из этой суммы позволят повысить тарифы на услуги ЖКХ до уровня возмещения текущих расходов коммунального хозяйства. Дополнительная «нагрузка» на товарооборот и объем других платных услуг составит 5 — 6% (около 30 млрд. рублей в месяц). Большая ее часть придется на продукты питания, а остальная относительно равномерно распределится по непродовольственным товарам. Такой дополнительный спрос представляется посильным для сельского хозяйства и производителей промышленных потребительских товаров. В этой связи следует отметить ошибочность часто встречающегося утверждения в аналитических материалах, посвященных кризису 1998 года, о якобы плохом использовании девальвационного «ресурса» отечественной промышленностью, ориентированной на внутренний рынок. Причиной указывается исчерпание запаса мощностей у отечественных производителей. Мощности, конечно, далеко не те, что 10 — 15 лет назад. Но дело не в них. Многократная девальвация оказалась выгодна только экспортерам, для которых рублевые затраты уменьшились в разы по сравнению с валютной выручкой. О какой выгоде можно говорить, например, для ростовских комбайностроителей? Рублей у крестьянского хозяйства на покупку «Дона» как не было при 6-рублевом долларе, так не прибавилось при 30-рублевом. А о том, что американский «Джон Дир» после девальвации стал дороже «Дона» еще больше, пусть голова болит у американцев. От повышения МРОТ до прожиточного минимума село, легкая промышленность получат серьезный шанс для роста производства и повышения зарплаты в этих отраслях, тоже очень низкой. Увеличение спроса со стороны домашних хозяйств не исчерпывает эффект от повышения заработной платы. Коммунальное хозяйство станет оплачивать «живыми» деньгами топливо и трубы для ремонта теплотрасс, производители потребительских товаров увеличат заказы на сырье, материалы, оборудование, наращивая спрос по цепям производственной кооперации. Увеличение спроса — это новые рабочие места, зарплата новых рабочих и налоговые поступления в бюджетную систему. Так что процесс сжатия производства, запущенный Гайдаром, «пойдет» в обратном направлении. Первый этап позволит повысить минимальную и среднюю зарплату. Но для достижения душевого дохода работающего в 16 тысяч рублей требуется не кавалерийская атака, а тщательный анализ и разработка мер сопровождения. Первая проблема — товарное обеспечение. Если 5-7% прироста производства товаров могут быть обеспечены за счет большей загрузки действующего оборудования и персонала, то для дальнейшего прироста потребуются инвестиции в расширение и модернизацию мощностей. Стимулом для этого послужит расширяющийся спрос. Удовлетворение дополнительной потребности в материальных ресурсах возможно, в том числе за счет сокращения экспорта. Сложнее обстоит дело с квалифицированной рабочей силой. За время реформ из производственной сферы ушло от 30 до 80% кадров. Часть из них пополнила сферу услуг, а часть составила многомиллионную армию безработных. Но с тех пор прошло 10 лет, и вернуться к прежней профессии смогут далеко не все. Слабым звеном являются инфраструктурные отрасли, прежде всего энергетика и транспорт. Даже на первом этапе повышения заработной платы для превращения спросового импульса в фактор роста потребуется расширить номенклатуру регулируемых цен, поставить таможенные барьеры против наплыва низкокачественного ширпотреба, ограничить алчность торговых посредников. К подобным действиям правительственные чиновники не готовы и морально, и профессионально. В то же время другого пути для вывода экономики страны из кризиса нет. Состояние ресурсного потенциала, признание бесперспективности курса на проедание наследия прошлых лет требуют активных действий со стороны государства и лояльного отношения к ним со стороны бизнеса.
